В Сальвадоре досрочно освободили женщину, осужденную на 30 лет тюрьмы за аборт. Об этом во вторник сообщает Reuters.
Сара Рогель была арестована в октябре 2012 года после того, как попала в больницу с кровотечением. Как объяснила девушка, она упала, когда делала уборку. Однако выяснилось, что 22-летняя Рогель была беременна, в результате ее привлекли к уголовной ответственности за убийство не родившейся дочери.
В Сальвадоре одно из самых жестких в мире антиабортных законодательств. Прерывание беременности запрещается даже в случае изнасилования или если беременность угрожает жизни матери. Признанным виновными в совершении аборта грозит тюремное заключение до 40 лет. В последние годы некоторые судебные решения были отменены.
Экспорт морепродуктов из Турции в 2020 году достиг $1,63 млрд
В рамках принятых правительством мер в 2020 году удалось увеличить производство морепродуктов до 785 тыс. тонн
Экспорт морепродуктов из Турции в 2020 году достиг 1,63 млрд долларов. В прошлом году страна вышла на первое место в ЕС по производству продукции аквакультуры.
Об этом заявил министр сельского и лесного хозяйства Турции Бекир Пакдемирли.
По словам министра, в рамках принятых правительством мер в 2020 году удалось увеличить производство морепродуктов до 785 тыс. тонн. Из них 364 тыс. тонн были произведены за счет вылова, 421 тыс. тонн – за счет выращивания, уточнил он.
Пакдемирли отметил, что производство морепродуктов, в частности леща, морского окуня и форели, продолжает расти.
«В 2020 году производство леща выросло на 10 процентов - до 110 тыс. тонн, окуня - на 8 процентов, до 149 тыс. тонн. Производство форели в Турции выросло на 10 процентов - до 128 тыс. тонн. Производство турецкого лосося, превратившегося в национальный бренд, выросло на 93 процента - до 18 тыс. тонн», - сказал министр.
ОИС: около 80% палестинцев Иерусалима живут в нищете
Не менее 78% палестинцев в Иерусалиме, или около 350 тыс. человек, живут за чертой бедности. Об этом говорится в докладе о социально-экономическом положении палестинцев в Иерусалиме марокканского агентства «Бейт Маль Аль-Кудс аш-Шариф», которое является исполнительным органом Комитета по Иерусалиму Организации исламского сотрудничества.
«Жители Иерусалима страдают от отсутствия перспектив трудоустройства, заброшенной и слабой системы образования, недостатка экономической и материально-технической инфраструктуры», – цитирует документ ТАСС.
Авторы доклада также указали на наличие «удушающего финансового кризиса, с которым сталкиваются арабские больницы города». Этот кризис, по их мнению, усугубился в 2020 году в связи с распространение пандемии коронавируса.
Приём на работу и избавление от рабочих-иностранцев в свете «изменений к худшему» Закона об иммиграционном контроле и беженцах
В ходе работы очередной сессии парламента Японии 2021 года одним из предметов обсуждений является проект изменений Закона об иммиграционном контроле и беженцах. Цель этих изменений – устранить проблему длительного содержания под стражей иностранцев в рамках системы депортации. Проект поправок предусматривает, с одной стороны, создание механизма, допускающего при отсутствии опасений по поводу возможного бегства в качестве меры, альтернативной содержанию под стражей, пребывание под надзором за пределами мест содержания, а с другой стороны – наказание в случае невыполнения распоряжения о репатриации. При этом ввиду наличия прецедентов многократной подачи заявления о предоставлении статуса беженца с целью избежать высылки на родину, поправки делают возможной депортацию в случае подачи такого заявления три и более раз. Профессор Университета Кокудокан Судзуки Эрико отмечает, что измененный закон, уделяя недостаточное внимание соблюдению прав человека, не решает проблему коренным образом:
«Самая большая проблема в том, что не пересмотрен принцип «содержания под стражей во всех случаях» (политика, предусматривающая содержание под стражей всех лиц, подлежащих процедуре депортации). Меры содержания под стражей, ограничивающие свободу человека, не требуют судебного контроля, не предусмотрен и предельный срок содержания под стражей. Поправки, вносимые в Закон об иммиграционном контроле и беженцах, не изменяют ситуацию, допускающую бессрочное содержание под стражей. Даже по уголовным делам для того, чтобы взять человека под стражу, необходим судебный ордер. Действующую систему, которая не требует этой меры, необходимо пересмотреть. К тому же, проблему представляет уже само по себе то, что иммиграционный контроль, целью которого является обеспечивать соблюдение установленного порядка, регулируется одним законом с признанием статуса беженца – действием, целью которого является защита человека. Вопросы защиты беженцев должны быть вынесены в отдельный закон».
По данным Управления контроля иммиграции и пребывания (далее «Управление иммиграционного контроля»), по состоянию на январь 2021 года в стране насчитывалось 82 868 незаконно пребывающих после истечения положенного срока, и даже при наличии распоряжения о принудительной репатриации (далее в тексте «распоряжение о депортации»), насчитывается около 3 100 «уклоняющихся от возвращения».
По данным Судзуки, на родину возвращаются «свыше 90%» получивших соответствующее распоряжение. При этом практически во всех случаях возможности дальнейшего пребывания в Японии добиваются те, кто находится в обстоятельствах, не позволяющих вернуться на родину. «Уклоняющиеся от репатриации» в основном содержатся под стражей в Центре иммиграционного контроля Восточной Японии (город Усикуси, преф. Ибараки) и Центре иммиграционного контроля Омура (город Омура, преф. Нагасаки), либо в пунктах содержания региональных управлений иммиграционного контроля, причем у некоторых из этих людей них срок содержания превышает 3 года. Для некоторых допускается «временное освобождение из-под стражи», однако им не разрешено работать, они ограничены в передвижениях и не имеют медицинской страховки. В отсутствие чьей-либо помощи, жить в таком положении затруднительно.
Предлагаемый ныне проект закона пересматривает порядок временного освобождения из-под стражи и вводит «меры надзора», и тем не менее, как отмечает Судзуки, «как бы то ни было, нестабильность положения этих людей остается без изменений. Скорее, и для них самих, и для тех, кто оказывает помощь, условия становятся еще жестче».
Кто захочет быть «супервайзером» под угрозой наказания?
В июне 2019 года в Центре иммиграционного контроля Омура скончался нигериец, объявивший голодовку с требованием временно освободить его. Эта смерть послужила поводом рассмотреть вопрос об изменении порядка содержания и репатриации. Результатом стало введение «мер надзора». Данный механизм, ориентированный на лиц, в отношении которых остутствуют опасения о бегстве, допускает их проживание за пределами мест содержания под надзором «супервайзера».
Однако для этого, как и при прежнем временном освобождении, обязательно внесение залога величиной до 3 млн йен, а супервайзер обязан составлять отчеты об условиях проживания субъекта. При этом в случае подачи ложных сведений он будет оштрафован на сумму до 100 тыс. йен. В иммиграционном управлении исходят из того, что в роли супервайзера будут выступать близкие родственники, адвокаты, некоммерческие или религиозные организации и т. п. Однако, как отмечает Судзуки, само по себе такое видение ситуации «безответственно».
«Адвокат не может стать супервайзером, поскольку это ведет к несоблюдению конфиденциальности и конфликту интересов. НКО и религиозные организации, дающие пристанище временно освобожденным, тоже, исходя из необходимости доверительных отношений с субъектом, практически во всех случаях не смогут брать на себя роль супервайзера. До того, как субъект получил распоряжение о репатриации, на определенных условиях допускается его трудоустройство, однако после того, как распоряжение получено, иностранцу работать нельзя, отсутствуют и бюджетные меры материальной поддержки его существования».
Если получивший распоряжение покинуть страну иностранец будет работать, то ему будет грозить тюремное заключение сроком до трех лет. Он также не может пользоваться общенациональной системой медицинского страхования. Более того, в исправленной версии закона предусмотрены «наказания за уклонение от репатриации». Неподчинившийся распоряжению покинуть страну может быть приговорен к тюремному заключению сроком один год или подвергнут штрафу величиной до 200 тыс. йен.
Соискатели статуса беженца, подлежащие принудительной высылке
Процент тех, кого Япония признает беженцами, составляет 0,4% от числа соискателей этого статуса (по данным за 2019 год). То, что эта величина крайне мала и не идет ни в какое сравнение со странами Запада, отмечалось давно и неоднократно, однако по пересмотренному закону положение тех, кто обращается за статусом беженца, станет еще более тяжелым. Как уже было отмечено, после подачи заявки в третий раз для соискателя возникает вероятность быть возвращенным на родину.
С другой стороны, появляется система, в рамках которой лица, не соответствующие статусу беженца согласно Конвенции о беженцах, смогут получить защиту как «субъекты дополнительных мер защиты», даже если они не подпадают под пять оснований для признания беженцами, установленных соответствующей конвенцией (расовая принадлежность, религия, национальность, принадлежность к определенной общественной группе, политические взгляды).
«Есть вероятность, что рамки дополнительной защиты окажутся более узкими, нежели у существовавшей до сих пор системы «особого разрешения на жительство по соображениям гуманности», – отмечает Судзуки, – Япония признает беженцами только тех, кого преследуют правительства, кому грозит арест и так далее, в то время как лица, в отношении кого отсутствуют свидетельства персональных преследований, беженцами не признаются. К примеру, лица, которые подвергаются дискриминации и преследованиям за то, что они курды, беженцами не признаются. Следовательно, даже с формированием системы дополнительной защиты обратившиеся за статусом беженца курды, по всей вероятности, под эту защиту не подпадут».
Особые разрешения на пребывание из соображений гуманности критиковали за то, что решение о выдаче принимает по собственному усмотрению министр юстиции, а процесс и критерии принятия решения непрозрачны. В проекте пересмотренного закона непосредственно перечислено по пунктам, что именно следует учитывать при принятии решений, а также устанавливается порядок подачи обращений на получение особого разрешения.
«То, что допускается подача обращения, отнюдь не гарантирует прозрачность рассмотрения. При ныне действующей процедуре депортации допускается предоставление переводчика с родного языка, а также присутствие адвоката при устном опросе, между тем как при новой системе гарантия соблюдения этих процедур четко не обозначена. К тому же, поскольку подача заявок на особое разрешение не допускается для тех, кому уже отдано распоряжение о репатриации, с точки зрения лиц, которые находятся в ситуации, не позволяющей им вернуться в свою страну, это ничего не меняет. Иначе говоря, проблема «уклоняющихся от репатриации» так и не решена».
Лица, именуемые «незаконно пребывающими»
В экстренном мероприятии, состоявшемся в апреле в онлайн с целью заявить протест против пересматриваемого Закона об иммиграционном контроле (организатором выступила ИМИНРЭН), приняли участие и нарушители правил пребывания, получившие распоряжение о репатриации, которые призывали обратить внимание на их тяжелое положение. У одной из таких нарушительниц, 17-летней гражданки Ганы по имени Миракуру, родители въехали в Японию по туристическим визам в 1992 году и начали работать на одном из заводов в префектуре Сайтама. Миракуру родилась в 2003 году. Рожденная и выросшая в Японии, она не имеет статуса постоянно проживающего лица.
Примерно когда Миракуру пошла в начальную школу, ее отец на протяжении восьми месяцев содержался в изоляторе иммиграционной службы, после чего был «временно освобожден» и пребывает в этом статусе вплоть до нынешнего дня. Поскольку работать ему не позволено, в средствах к существованию и расходах на оплату учебы ребенка он зависит от тех, кто его поддерживает. Мать в качестве волонтера активно участвует в работе по организации местной общиной столовой для детей, помогает по уходу в доме престарелых – она совершенно влилась в местное сообщество. У отца рак, но поскольку эти люди не входят в систему медицинского страхования, госпитализация и проведение операции представляются затруднительными.
Сейчас Миракуру учится в третьем классе полной средней школы, будущей весной она собирается поступать в институт медицинских сестер, в дальнейшем очень хочет работать акушером. Особое разрешение на пребывание желает получить вся семья, но на данный момент большая вероятность выдачи такого разрешения – только у Миракуру.
«Если визу дадут только мне одной, то это будет неприемлемо, – взывает Миракуру, – в этом не будет никакого смысла, если семья не сможет быть вместе».
«Немало людей, так же, как и семья Миракуру, будучи временно освобождены из-под стражи, находятся в Японии по 10, по 20 лет», – рассказывает Судзуки. «Примерно с 2015 года, поскольку стал тщательно соблюдаться запрет на работу для временно выпущенных, все более тяжелое финансовое бремя ложится на тех, кто занимается поддержкой этих людей. В частности, слишком велико бремя расходов на образование и медицинские услуги в тех случаях, когда речь идет о временно освобожденных семьях с детьми или людях, проходящих лечение».
Устранение, начатое «планом сокращения наполовину»
Во второй половине 1980-х годов на фоне острой нехватки рабочих рук в разгар периода «экономики мыльного пузыря» на работу брали все больше иностранцев без соответствующего статуса пребывания в стране. Эти люди работали на стройплощадках, заводах, в кафе и ресторанах, поддерживая японское общество.
В ответ на резкий рост числа «нелегальных» рабочих по результатам бурных дискуссий о приеме иностранной рабочей силы кабинет министров постановил не принимать так называемых «неквалифицированных рабочих», и в декабре 1989 года были внесены соответствующие поправки в Закон об иммиграционном контроле (вступившие в силу в июне следующего года). Обновленным законом был введен новый статус «постоянно проживающего» без ограничений на трудоустройство. Этот статус стали предоставлять потомкам японских эмигрантов в третьем поколении (а также членам их семей и не состоящим в браке несовершеннолетним детям).
«Своей официальной политикой правительство предполагало допускать в страну через «парадный вход» только специалистов и квалифицированных рабочих, а на деле рынок труда нуждался в тех, кто был готов взяться за так называемый «неквалифицированный труд». Нарушителям режима пребывания, проникавшим с «черного хода», нашлась замена – в качестве неквалифицированной рабочей силы стали использовать прибывающих через своего рода «боковую калитку» (лица, не получавшие разрешения на въезд в качестве рабочих, но обладающие статусом, позволяющим трудоустраиваться на законных основаниях) иностранцев японского происхождения, научных и технических стажеров, для которых была создана и стала расширяться соответствующая система приема. И хотя формально присутствие рабочих, проникших в страну с «черного хода» не допускалось, в течение какого-то времени наличие нарушителей правил пребывания в какой-то мере молчаливо терпели как «необходимое зло». Это были времена так называемой «мягкой ликвидации». Поэтому даже после того, как вступил в силу обновленный Закон об иммиграционном контроле 1989 года, число нарушителей правил пребывания продолжало расти, и в 1992 году достигло приблизительно 300 тыс. человек. Хотя после краха «экономики мыльного пузыря» их количество стало сокращаться, в начале 2000-х годов нарушителей порядка пребывания насчитывалось более 250 тысяч» (профессор Судзуки).
Изобличение нарушений режима пребывания ужесточилось после того, как в декабре 2003 года вышел так называемый «план сокращения наполовину» – план по снижению наполовину (за пятилетний период) количества «незаконно» пребывающих в стране. «Фоном для его появления стало то, что, во-первых, произошло премещение рабочей силы с «черного хода» к «боковой калитке», превратившее в «ненужную» рабочую силу с нарушением статуса пребывания, а во-вторых в правительстве начали обсуждать возможность расширения приема через «парадный вход». За счет перехода от «мягкого устранения» к «неукоснительному устранению» число нелегально пребывающих резко сократилось с 220 тыс. человек (2004 год) до 150 тыс. (2008 год), но вместе с тем активно использовался механизм особого разрешения на пребывание, и за 5 лет было легализовано пребывание почти 50 тыс. человек».
В 2006 году Министерство юстиции опубликовало «Руководство по особому разрешению на пребывание» (изменено в 2009 году), в котором в качестве оснований для получения указывались наличие супруга-японца или лица со статусом постоянного проживания, длительное пребывание в стране семьи с детьми и т. д. Между тем в последнее время инструкции отнюдь не всегда соблюдаются тщателным образом. «Даже в тех случаях, в которых прежде допускался особый статус пребывания, теперь его не утверждают и дают распоряжение о репатриации».
Между тем в преддверии Олимпийских игр в Токио, с 2015 года произошло ужесточение временного освобождения из-под стражи. До этих пор трудоустройство временно отпущенных фактически молча терпели, но с выходом распоряжения за подписью начальника Управления иммиграционного контроля «Об усилении отслеживания перемещений» временно выпущенных лиц, в соответствии с этим документом сотрудники иммиграционной службы усилили наблюдение, в частности, стали посещать таких лиц по месту жительства. Соответственно увеличилось и число задержанных, чье трудоустройство было обнаружено в ходе реализации данных мер.
Виноваты не только нарушители
Как отмечает Судзуки, среди так называемых «лиц, уклоняющихся от репатриации» есть немало иностранцев, которые, хотя въехали и находились в стране на законных основаниях, оказались недовольны приемом со стороны японской компании, скрылись и лишились законного статуса пребывания.
«К примеру, технические стажеры, которые, оказавшись в условиях жесткой эксплуатации, не выдерживают и скрываются от работодателя, становятся нарушителями срока пребывания в стране. Может быть, это проблема скорее не ответственности самого нарушителя, а системы приема или крайне неудовлетворительных условий труда?»
Некто пренебрегает обеспечением надлежащих условий, а если из-за этого возникает проблема, то ответственность за нее возлагается только на самого нарушителя режима пребывания. А еще есть подростки и молодежь из числа иностранцев японского происхождения, которые оказались в тяжелой ситуации из-за того, что не были созданы надлежащие условия для приема этих иностранцев. «Сейчас для детей с иностранными корнями местные власти, школы и Министерство образования предпринимают разнообразные меры помощи, в частности, в том, что касается обучения японскому языку. Однако примерно с 1990-х, когда начало увеличиваться число вновь прибывающих в страну детей, и школы, и местные общины не создавали достаточных условий для того, чтобы принимать у себя детей с другими языками и другой культурой. Есть и случаи, когда подростки, подвергавшиеся издевательствам, которые росли, будучи лишены возможности учиться, пытаясь найти себе место в японском обществе, оказываются вовлечены в преступную деятельность. И даже если человек попадает в тюрьму и отбывает свой срок, он подлежит репатриации, поскольку уголовное преступление является основанием для данной меры. Есть молодые люди, которые были высланы из страны, несмотря на то, что выросли в Японии. Так ли необходимо подвергать второму наказанию, указывая на дверь, человека, который уже единожды искупил свою вину?»
С внесением в апреле 2019 года в Закон об иммиграционном контроле поправок, которыми был предусмотрен статус «отдельные технические навыки», страна открыла парадную дверь для неквалифицированных иностранных рабочих. Пока не вполне ясно, каким образом следует готовить систему их приема, включая обучение японскому языку, и каким образом следует улучшить систему технических стажеров, увязав ее с приемом обладателей «отдельных технических навыков». В настоящее время – в условиях пандемии коронавируса – для технических стажеров, которые оказались уволены или чье трудоустройство было прекращено, допускается смена рода деятельности и продление срока пребывания в стране.
С другой стороны, с учетом невозможности возвращения, люди, находящиеся под стражей или в шатком положении «временно выпущенных», оказываются в еще более тяжелой ситуации, поскольку из-за пандемии те, кто оказывает им помощь, сами сталкиваются с экономическими трудностями.
«Быть может, для многих отчаянное положение иностранцев, не имеющих законного статуса пребывания, – это нечто такое, что их «не касается», но мне хочется, чтобы мы проявляли больше интереса к таким же, как и мы, людям, которые живут в нашем обществе. Прислушивались к тем, кто не имеет возможности вернуться, даже когда им говорят: «езжайте, откуда приехали». Потому что за отсутствие возможности вернуться несут ответственность не только сами эти люди, но и общество, открывшее двери рабочим, в которых оно нуждалось. На японском обществе лежит и ответственность за нежелание признавать беженцами тех, кто сталкивается с риском подвергнуться преследованиям».
Фотография к заголовку: Лица, обратившиеся за статусом беженца, проводят демонстрацию протеста в Токио, требуя предоставить им разрешение на пребывание в Японии (9 сентября 2015 г., REUTERS)
(Статья на японском языке создана на основе интервью, взятого Итакурой Кимиэ, Nippon.com)
Германия приняла миллионы мигрантов и беженцев. Как они меняют страну и немцев?
Теракты и вооруженные нападения, изнасилования на улицах некогда безопасных городов и пожизненные пособия, оплаченные налогоплательщиками, — именно такие ассоциации возникают у многих жителей Европы при упоминании беженцев из стран Ближнего Востока и Африки. Отношение к таким мигрантам нередко становится причиной ожесточенных споров, так как определенная часть европейского общества искренне сочувствует им. Единого мнения по вопросу мигрантов нет и в правительствах стран Евросоюза. Особенно остро эта проблема стоит в Германии. Страна, в 2015-м открывшая границы для миллионов беженцев, принимает их до сих пор. Однако пандемия коронавируса серьезно затормозила программы по интеграции, что вызывает у немцев серьезные опасения, потому что приезжие, оставшись без должного контроля, часто пропадают из поля зрения миграционных органов. «Лента.ру» побеседовала с жителями Германии и выяснила, как они относятся к миграции, боятся ли они беженцев и чего хотят от политиков накануне выборов.
Убежать от войны или преследований, получить нормальное жилье, обучиться и найти стабильную работу — это то, чего желают многие мигранты и беженцы, пытающиеся начать новую жизнь в Европе. Впрочем, часть приезжих с самого начала не планирует трудиться честно, а некоторые и вовсе просто-напросто «исчезают» на просторах ЕС. Результаты расследования, проведенного британским изданием The Guardian и международным журналистским коллективом Lost in Europe, за три года на просторах ЕС растворились более 18 тысяч мигрантов — детей и подростков.
В одной только Германии число исчезнувших беженцев с 2018 по 2020 год превышает 700 человек
Подобные ситуации создают огромные возможности для преступных сетей: и речь идет не только о поддельных регистрациях, но и о торговле людьми или вовлечении приезжих в незаконную деятельность, в том числе экстремистскую. А потому вполне закономерно, что миграционный кризис 2015-го и последовавший за ним приток беженцев вызвал в немецком обществе рост опасений. Эти настроения лишь усилились после резонансных случаев нападений выходцев с востока на женщин в Кельне в канун 2016 года и похожих преступлений в других регионах Германии.
В то же время, по данным статистического агентства Statista, за последние пять лет в немецком обществе заметно укрепились праворадикальные настроения. Так, если в 2015 году на территории ФРГ были зарегистрированы 6,6 тысячи членов националистических организаций, то уже в 2019 году это число удвоилось. Кроме того, агентство отмечает и устойчивый рост лиц, поддерживающих праворадикальные взгляды: с 23,8 тысячи человек в 2015-м году до почти 33,5 тысячи в 2019-м.
Помимо этого, немцы в принципе все чаще негативно отзываются о мигрантах из стран Африки и Ближнего Востока. По мнению экспертов, это является прямой реакцией общества на организованные исламскими фундаменталистами теракты в середине и конце 2016 года в Мюнхене и Берлине.
Рождественский теракт, произошедший 19 декабря 2016 года в Берлине, унес жизни 12 человек и навсегда изменил судьбы пострадавших и их близких. Многие из них даже спустя годы так и не смогли оправиться от произошедшего как, например, житель городка Нойсс Саша Клостерс, приехавший в тот злополучный день со своей матерью на выходные в столицу:
— Я до сих пор с содроганием вспоминаю этот страшный вечер — его события постоянно всплывают у меня в памяти. Было около восьми часов, давно стемнело, но освещенный рождественскими огнями рынок создавал праздничное настроение. Я помню, как остановился перед киоском с горячим вином и позвонил маме спросить, где она находится, но вместо ответа услышал рев мотора, какой-то грохот и крики прохожих. Спустя мгновенье я ощутил резкую боль после чудовищного удара и на время потерял ощущение реальности. Помню, как приехали полиция и скорая, как люди кричали о теракте и о наезде грузовика на толпу.
Встать я самостоятельно не смог, и врачи доставили меня в больницу на носилках. Там я надеялся встретить маму, но ее нигде не было. Не появилась она и через несколько часов. О ее смерти мне сообщили на следующий день — она одной из первых оказалась под колесами, и травмы стали для нее смертельными
Я по-прежнему не могу до конца поверить, что она ушла, с ней безвозвратно умерла и часть меня. Прошло несколько лет, прежде чем я научился вновь самостоятельно передвигаться без костылей, но боль утраты сильнее любых физических травм.
По словам Клостерса, ему «вдвойне обидно, что нападавший стал одним из многих людей, которых страна приняла и кому оказала помощь в сложное время». Он считает, что относиться к приезжим нужно гораздо жестче, поскольку при нынешнем подходе они продолжали и продолжат доставлять проблемы, однако нельзя клеймить каждого из них преступниками или террористами:
— Плата за наше гостеприимство оказалась кровавой. Ни для кого не секрет, что вместе с тысячами бегущими от ужасов войны и голода людей в Германию прибывают сотни человек с криминальным прошлым, которые не только не имеют уважения к нашей культуре и нашему образу жизни, но и откровенно ненавидят нас. Эта ненависть очень опасна для немецкого общества и может привести еще большие разрушения в будущем.
Правительству необходимо срочно пересмотреть свою миграционную политику и если не снизить число принимаемых государством просителей убежища, то тщательнее проверять их биографию и хотя бы на это время не разрешать им свободно перемещаться по территории Германии.
В данный момент нет совершенно никакого механизма проверки психического здоровья просителей убежища и ограничения их перемещения. Это значит, что любой человек может приехать к нам из Африки или с Ближнего Востока, выдавать себя за кого угодно и свободно разгуливать по немецким городам и деревням
Клостерс отмечает, что даже многочисленная охрана лагерей для просителей убежища и их общежитий призвана защищать беженцев от местных жителей, а не наоборот. «Это совершенно неприемлемо для страны, в которой люди хоть немного думают о своей безопасности», — подчеркивает он.
Похожих взглядов придерживаются не только люди, так или иначе пострадавшие от мигрантов. Заводчик собак Петер из Мюнхена считает, что Германия стала магнитом для миллионов искателей счастья, не готовых внести общий вклад в развитие страны и ожидающих лишь подачки со стороны государства:
По отношению к африканцам и арабам вообще не стоит использовать слово «беженец» — оно здесь не к месту. Этих людей правильно называть «экономические мигранты», своими целями и отношениями они ничем не отличаются от приезжих с востока Евросоюза
— Эти преимущественно молодые и крепкие люди смотрят на Германию и Австрию как на возможность легко обогатиться за счет наших налогоплательщиков, в чем им помогает действующее федеральное правительство и чиновники в Брюсселе. Уже сейчас приезжие имеют больше прав, чем коренные немцы, — они могут годами не работать, получать качественное образование, достойное денежное пособие и даже принимать активное участие в политической жизни чужой для них страны.
При этом им всегда и всего мало, и они готовы критиковать нашу страну за недостаточное соблюдение их прав и принуждение к интеграции. Сложившееся положение нужно изменить и немедленно — в противном случае нас ждет неизбежная катастрофа.
Бизнесмен Херманн из поселка Венгерн под Штутгартом также уверен, что эмиграция разрушает немецкое общество. По его словам, под видом беженцев в Германию нередко перебираются террористы и преступники:
— Бедуины в пустыне, племена в джунглях и эскимосы в Арктике, рыболовы в южных морях и охотники на пушного зверя в тайге поколениями живут в экстремальных условиях, но и не думают покидать родные земли. Германии следует полностью пересмотреть свою внешнюю политику и сконцентрироваться только на внутренних проблемах.
Посмотрите, к чему привела миграционная политика в последнее пятилетие: в нашей стране возбуждено несколько десятков уголовных дел о терроризме, на скамьях подсудимых в региональных судах сидят вербовщики «Исламского государства» (ИГ, террористическая организация, запрещена в России), военные преступники, сбежавшие от правосудия, и другие экстремисты, всем сердцем ненавидящие нас и нашу страну.
Немецкие политики ошибаются, когда думают, что демографическую яму можно заполнить беженцами или жителями б
