Разрыв между Севером и Югом Евросоюза увеличился. Процесс отставания особенно интенсивно протекал в Греции, Италии и Испании. Расширение ЕС на Восток было волюнтаристским решением и спровоцировало кризис в странах Южной Европы, которые были до этого основными бенефициарами помощи со стороны более развитых стран и успешно развивались. Энтузиазм в отношении «европейского проекта» значительно ослаб во всех странах ЕС без исключения.

В ближайшее время Евросоюз должен дать ответ на ряд серьезнейших вызовов, которые ставят под угрозу всю европейскую конструкцию. Одной из таких проблем, согласно испанской «Паис» (El Pais), является растущий социально-экономический разрыв между Северной и Южной Европой, несмотря на тридцатилетние попытки Евросоюза преодолеть его. Вынесенный на рассмотрение министров финансов ЕС документ ведущего европейского аналитического центра «Брейгель» (Bruegel) констатирует, что за последние 15 лет разрыв между Севером и Югом континента увеличился. Процесс отставания особенно интенсивно протекал в Греции, Италии и Испании. Аналитики предупреждают, что в случае усиления этой тенденции Евросоюзу грозят серьезные политические и финансовые проблемы.

Профессор парижского института политических наук «Сьянс по» (Sciences Po) Максим Лефевр (Maxime Lefebvre) также констатирует, что европейский проект подвергается в последние годы самым серьезным испытаниям за свою историю. Об этом свидетельствуют Брексит, беженский кризис, близкое к банкротству состояние Италии и Греции, нападки на Брюссель со стороны стран Центральной Европы, подъем национализма и правого популизма. В своем эссе «Разъединенная Европа: разлом Север — Юг и Восток — Запад» (L'Union désunie: les fractures Nord-Sud et Est-Ouest) Лефевр отмечает, что на сегодняшний день в Европе накоплено критическое количество экономических и политических противоречий, в результате чего континент в определенном смысле возвращается к своему «вечному» разобщенному состоянию.

Наиболее «токсичный» элемент был занесен в европейский проект в 2004 году, когда к «старым» высокоразвитым членам ЕС (прежде всего Германии и Франции) присоединились «младоевропейцы» — Польша, страны Балтии, Чехия, Словакия, Венгрия, а в 2007 году — Румыния и Болгария. Они представляли другой, более низкий уровень социально-экономического развития, а также другую, более архаичную политическую культуру, отмеченную национализмом и ксенофобией. Процесс расширения Европы на Восток был в первую очередь волюнтаристским политическим решением, которое принесло «старожилам» ЕС немало проблем: демпинг рабочей силы, необходимость финансовых вливаний в отсталые регионы, а также испорченные отношения с Россией. К тому же, включение стран Восточной Европы спровоцировало очередной виток кризиса в странах Южной Европы (Греции, Италии, Испании и Португалии), которые были до того момента основными бенефициарами помощи со стороны более развитых стран ЕС и успешно развивались. 

Максим Лефевр напоминает, что разрыв по линии Север — Юг и Восток — Запад сопровождал всю историю континента. Зарождение капитализма в протестантских странах Западной и Северной Европы определило их опережающее развитие в сравнении с католическим Югом и православным Востоком континента. Именно в протестантских странах возникло книгопечатание, впервые была обеспечена всеобщая грамотность и совершена промышленная революция. Основой идеологии Запада стал протестантский буржуазный индивидуализм — в противовес коллективистской «соборности» католиков и православных.

Несмотря на все усилия евроинтеграторов, старые линии цивилизационного разрыва сохранились и даже усилились на фоне продолжающегося кризиса ЕС. Брексит был в значительной степени вызван нежеланием Великобритании платить за отсталые и коррумпированные окраины юга и востока Европы. Со своей стороны, страны Восточной Европы (Польша, Чехия, Словакия, Венгрия) дерзко выступают против либеральных «западных» ценностей — по вопросам миграции, прав меньшинств и свободы прессы. Это означает, что преодолеть цивилизационный и ценностный разрыв в Европе не удалось, и шансов на его преодоление становится все меньше. 

По мнению Максима Лефевра, обостряющийся разрыв по линии Восток-Запад и Север-Юг способны преодолеть только две ключевые страны ЕС — Германия и Франция. Но смогут ли они проявить достаточную политическую волю? Президент Франции Эмманюэль Макрон попытался дать новый импульс европейской интеграции — путем создания общеевропейских надгосударственных структур, министерства финансов ЕС и «долгового общака». Однако его инициативу не поддержала Германия, которая не хочет платить за «должников», в том числе саму Францию. В сравнении с Севером Европы страны Южной Европы прочно ассоциируются с бюджетной расточительностью, коррупцией, низкой производительностью труда.

Примечательно, что Франция по многим показателям ближе к Южной, чем к Северной Европе. В первую очередь это касается бюджетной дисциплины: госдолг Франции составляет 100% ВВП, в то время как в Германии — 70%, а в Италии — свыше 130%. Тем временем Париж фактически сделал свой выбор: вместо того, чтобы пойти по пути бюджетной экономии и реформ, он примкнул к странам средиземноморского Юга, поддержав их требование о смягчении бюджетной дисциплины.

Богатые страны Европы не хотят платить за бедных. В ЕС складывается ситуация, напоминающая Советский Союз, где Россия и Белоруссия были нетто-донорами в общесоюзный бюджет, а остальные республики висели экономическим грузом. Это противоречие стало одной из главных причин, по которым развалился советский проект. В 2017 году, по данным Берлинского политологического центра BPB, главными реципиентами помощи в Евросоюзе были Польша (8,6 миллиардов евро в год), Греция (3,7), Румыния (3,4), Венгрия (3,1) и Чехия (2,5). При этом основными плательщиками в бюджет ЕС были Германия (10,7 миллиардов евро), Великобритания (5,3), Франция (4,6), Италия (3,6) и Швеция (1,4). Очевидно, нежелание платить столь большие взносы в общую казну стало одной из причин, по которой Великобритания решила выйти из Евросоюза.

Идеалистический европейский проект предполагал создание единой и процветающей Европы. Однако де факто выравнивания не получилось, деление на «богатую» и «бедную» Европу осталось. Статистика показывает, что новые члены ЕС, принятые в 2004 и 2007 годах, достаточно успешно развивались благодаря массивным финансовым вливаниям Евросоюза. Однако разрыв в уровне жизни и производительности труда остался весьма значительным. В достаточно «продвинутой» Чехии среднемесячная зарплата не превышает 1 тысячи евро, в Германии — почти в 4 раза больше. При этом стоимость товаров и услуг в Чехии практически достигла немецкого уровня. Этот сохраняющийся дисбаланс грозит разорвать европейскую конструкцию. Еще больше западных европейцев тревожит проблема свободного перемещения рабочей силы: это стало одной из причин «антиевропейского бунта» Великобритании, где работает около миллиона одних только польских трудовых мигрантов.

Все категории трудящихся, и в первую очередь рабочие и транспортники Западной Европы столкнулись с демпингом, который практикует дешевая рабочая сила Восточной Европы. Так, польские, чешские и румынские дальнобойщики сильно потеснили на рынке перевозок своих немецких и французских конкурентов. Особый фактор недовольства местных жителей — массовая миграция цыган из Румынии и Болгарии. Они буквально заполонили города и поселки Западной Европы, вызывая возмущение местных жителей своим антисоциальным поведением. Вице-премьер Италии Маттео Сальвини уловил общественное настроение и начал проводить политику по сносу цыганских таборов и репатриации цыган на родину. Однако это означает отход от принципа «открытых границ» — важнейшего для строительства новой европейской империи.

Как будет развиваться ситуация дальше — покажет время. Но уже сейчас совершенно очевидно, что первоначальный энтузиазм в отношении «европейского проекта» значительно ослаб во всех странах ЕС без исключения. Многие связывают это с тем, что из жизни уходят поколения, в чьей памяти живы уроки Второй мировой войны и страшные последствия европейских междоусобиц.

Časopis argument (Чехия): способен ли Европейский Союз измениться?

Согласно последним исследованиям, значительно возросло число европейцев, которые скептически относятся к будущему ЕС и ожидают его конца в ближайшие десять лет. Это мнение отражает нынешнее состояние Европейского Союза. На примере последних пяти лет Вероника Сушова-Салминен доказывает, что поверхностных изменений уже не достаточно для гарантированного будущего Евросоюза.

В недавнем исследовании, проведенном по заказу Европейского совета по международным отношениям, говорится, что значительно возросло число европейцев, которые скептически относятся к будущему Европейского Союза и ожидают его конца в ближайшие десять лет. Подобное мнение необязательно свидетельствует о евроскептических настроениях, то есть желании, чтобы именно так и произошло. Однако, вполне возможно, это мнение отражает нынешнее состояние Европейского Союза. Сегодня в том, что касается ЕС, определенные круги уверены: все критические мнения о Евросоюзе, в том числе тех, кто хочет его развала, автоматически считаются результатом каких-то дезинформационных и антиевропейских кампаний. Таким образом, подобные мнения не признаются политически аутентичными. Якобы они созданы искусственно, а в Европейском Союзе все более или менее в порядке, и люди живут хорошо. Слишком часто критику в адрес Европейского Союза объявляют чем-то иррациональным.

Однако в Европейском Союзе не все так хорошо, и отказ от критики в поисках выхода не поможет. Критика — это естественная часть политики. Пусть даже мы с ней не согласны, и она выражена в глупой форме или неконструктивна. Разумеется, критика не панацея. Да, хорошо, что можно путешествовать без границ и получать европейские гранты или дотации на ремонт мостов, дорог и железнодорожных веток. Замечательно, что не нужно решать проблемы с таможенными бюрократами и не надо заполнять таможенные декларации при каждой сделке и транспортировке товаров. Проживать в другой стране Европейского Союза намного проще благодаря этому самому ЕС. Программы обмена «Эразмус» заслуживают признания. И так далее… Но есть и целый ряд проблем в несколько новом контексте.

Глубокая рецессия и ее последствия стали причиной определенных сбоев, поставили под сомнение проект общей валюты, обнажили обостряющиеся и все растущие различия в рамках Европейского Союза, привели к ослаблению центра как модели для европериферии и спровоцировали ассиметричные социально-экономические отклонения, которые на востоке усугубились из-за неолиберальных трансформаций, происходивших после 1989 года. Тут нужно подчеркнуть, что юг Европейского Союза намного больше пострадал от экономического кризиса в социально-экономическом плане, чем восток, который давно переживал потрясения из-за означенной трансформации. Но, даже несмотря на эти последствия для юга, страны восточного крыла по-прежнему отстают в социально-экономическом отношении от южных стран Европейского Союза, и то, что восточные страны приближаются по показателям к южным, — лишь следствие проблем, с которыми столкнулся юг ЕС. 

Глубокая рецессия вызвала и другие проблемы в международных отношениях. Стремительно ухудшились отношения Европейского Союза и России в Европе, а после прихода к власти Дональда Трампа также ослабла роль так называемого трансатлантического союзничества. В последнее время проявляются и другие проблемы в отношениях между ослабленной Францией и укрепившейся Германией, что предвещает потенциальный конфликт между ними (на фоне ухода Великобритании) в борьбе за будущее устройство Европейского Союза. Глубокая рецессия помогла выявить проблемы, уходящие корнями еще во времена завершения холодной войны и связанные с отсутствием европейской концепции безопасности для нового времени, а также с неудачным американским унилатерализмом. Возникли конфронтация с Россией и новое соперничество за влияние в регионе, соседствующем с Европейским Союзом. Турция, которая долгие годы претендовала на вступление в ЕС, окончательно разочаровалась и отвернулась от ЕС, обратившись к востоку. Немаловажную роль сыграло и возвышение Китая в международной политике. Все это результаты продолжительных процессов.

Данные проблемы европейский истеблишмент и политики приняли с определенным удивлением, за которым последовали политические шаги. Они были слишком поспешными и зачастую основывались на неправильных расчетах, в которых следствия путались с причинами. Конфронтация с Россией привела к укреплению связей с НАТО и к усилению милитаризации Европейского Союза (проект PESCO, то есть постоянное структурированное сотрудничество). Для этого бюджетные средства стали вкладывать в вооружение, а в политике главный акцент переместился на безопасность. Эти тенденции усилил хаотичный миграционный кризис, начавшийся в 2015 году в целом ряде регионов. Более того, тема миграции и отношений с Россией вернули в политику конфликт, который отрицался, подавлялся и замалчивался. Это способствовало нынешней политической поляризации и распространению популизма по всему Европейскому Союзу. Парадоксом времени стали закрытые двери для России и Турции и распахнутые настежь двери для всевозможных мигрантов и беженцев, бегущих от войн, виноваты в которых отчасти Евросоюз или некоторые его члены (в Сирии и Ливии).

Восток впервые возражает

Решение миграционного кризиса, предложенное в 2015 году, заключалось в перераспределении мигрантов между странами-членами по системе квот. Это спровоцировало первый серьезный конфликт между «старой» и «новой» Европой. Причем отчасти этот конфликт вернул к жизни (пусть и не очень эффективно) Вышеградскую группу. ЕС придумал выход, копирующий решение о перераспределении, которое уместно, скорее, в сфере экономики, но не социума. Несмотря на все усилия, восток отказался увидеть в миграции экономический импульс, считая ее исключительно культурной проблемой. За это «восстание» против тотальной экономизации, сопровождаемое гуманитарной риторикой (перераспределение людей по квотам напоминало скорее колониальные времена перемещения населения), восток заклеймили и наказали. Хотя на функционирование ЕС и поиск альтернатив неолиберализму это «восстание» никак не повлияло.

Однако подобные конфликты часто обнаруживают другие важные вещи. Оказалось, что в ЕС очень изменилось значение структуральных фондов и прямых инвестиций. На фоне сопротивления востока и экономических трудностей из центра ЕС послышались мнения о том, что от этих средств нужно отказаться. Таким образом, получилось, что дотации из Европейского Союза уже не часть его политики, которая должна была, например, компенсировать внутренний дисбаланс в ЕС, а скорее своего рода дар за лояльность. Речь идет о знакомой политике «разделяй и властвуй», которая хитро разобщает восточную и южную периферию и ставит их в условия конкуренции за ресурсы. Такая политика приносит плоды, о чем свидетельствует очень слабое сотрудничество между югом и востоком Европейского Союза.

Вообще позиция стран Вышеградской четверки такая же слабая, как и всего восточного крыла (за исключением влиятельной и большой Польши). В Польше и Венгрии произошел консервативный поворот, который опять-таки объясняется событиями после 1990 года, когда акцент делался в основном на рынок, а не на общество как основу качественной демократии. Если вы бросаете людей на произвол судьбы, пусть, мол, они сами пробиваются на якобы свободном рынке, как умеют, то что вы получаете в результате? Либеральных демократов душой и телом?

Самым недавним проявлением слабой позиции стал щепетильный для востока вопрос о разном качестве продуктов питания на общем (якобы едином) рынке. Разное качество не беспокоит некоторые западноевропейские страны, включая Австрию и Германию, поэтому восточное лобби не сумело добиться введения единых правил для всех и объяснить другим странам-членам, что их нежелание сотрудничать лишь подкрепляет евроскептицизм. А он на востоке Европейского Союза зачастую проистекает из разочарования и ощущения неполноценности. Этому разочарованию способствовал подход европейской бюрократии, который в данном вопросе сформулировал, к примеру, Жан-Клод Юнкер. После 15 лет членства в Евросоюзе он заявил чехам, что они «достойны» большего процента какао в шоколаде. Похоже, в центре Европейского Союза никому и в голову не пришло, что чехи и остальные ошибочно считают подобные вещи само собой разумеющимися. А, оказывается, это не так. Больше тут, пожалуй, добавить нечего… Разве только то, что нам эту информацию из центра Европейского Союза передал представитель страны, которая (вместе с другими) многие годы кормилась тем, что предоставляла «благоприятные» налоговые условия фирмам и предпринимателям из других стран-членов, таким образом, из «солидарности» лишая их налоговых отчислений.

Евросоюз и демократия

Эти два примера — только вершина одной большой проблемы Европейского Союза: он все менее способен (или все меньше хочет?) преодолеть фактическое экономическое, социальное и культурное неравенство. Я говорю не о его полном устранении, а о компенсации. Причина очевидна. За последние несколько десятков лет Евросоюз превратился в бюрократический рассадник неолиберальной политики, от которой он не хочет отказываться (прежде всего, это относится к крылу так называемой «Новой Ганзы» (северу)). Сам проект политического союза попал в ловушку половинчатости: у национальных правительств нет сил самостоятельно справиться с этими и другими проблемами, а Европейскому Союзу, в свою очередь, не хватает соответствующих полномочий, а главное, легитимности, чтобы действовать самостоятельно и управлять национальными государствами. Одновременно демократия столкнулась с проблемами на национальном уровне, и реанимировать ее, передав полномочия куда-то дальше, в Брюссель, не получится. Кроме того, Европа не Америка. Она намного более разнообразна, и это ее разнообразие нельзя «впихнуть» в одну модель для всех.

Греческое «нет» (OXI) нанесло серьезный удар по демократической легитимности Европейского Союза, а вместе с ней и репутации Германии. Страна-член Европейского Союза, которая демократическим путем попыталась заявить о своем своеобразии, была фактически подчинена диктату Тройки. Это повлекло за собой, в том числе, разрушение остатков социального государства и другие серьезные последствия. Урок ясен: положение малых стран в Евросоюзе не такое, каким могло бы показаться, и выделяться в Европейском Союзе «демократическим путем» чревато.

«Нет» Греции «демократически» проигнорировали, а греческое правительство заставили «по-дружески» капитулировать, чтобы под давлением верх опять одержали экономика и чьи-то экономические интересы. А вот британский референдум о выходе из Европейского Союза проигнорировать уже было невозможно. Удивительное решение выйти из Европейского Союза, с одной стороны, объясняется специфическим отношением Великобритании к ЕС. С другой стороны, таким образом британцы отреагировали на кризисные явления после 2008 года. К сожалению, Брексит открыл не слишком лестную картину того, как британцы относятся к гражданам из восточного крыла Европейского Союза и идее свободного перемещения людей. Однако сам Брексит превратился в бесконечную мыльную оперу, которая, к сожалению, не только отразила качество британских элит, но и опасным образом сказалась на отношениях внутри британского союза, то есть на отношениях между Англией, Шотландией, Северной Ирландией и Уэльсом. Брексит был и остается промахом политического класса. На вершине политического истеблишмента, разумеется, заговорили о вреде прямой демократии и раскритиковали «глупых» и необразованных избирателей. Истеблишмент по-прежнему старается все проблемы списать на дезинформацию и конспиративные теории, призывая к новым ограничениям, прежде всего, в социальных сетях. Свобода слова оказывается в заложниках. По мысли лидеров Европейского Союза, ее нужно оставить на откуп роботизированным алгоритмам и доверить частным транснациональным корпорациям, базирующимся в американской Силиконовой долине.

Конечно, я не утверждаю, что свобода слова безбрежна и что проблемы дезинформации не существует. Однако сегодняшнее выпячивание этой проблемы скорее объясняется неопределенностью, воцарившейся после Глубокой рецессии и ставшей проявлением кризиса прежнего центра (и двигателя) глобализации 1.0. Речь идет о неопределенности в экономике и социальной сфере (прекаризация труда, ослабление среднего класса, неравенство в доходах, безработица, страх старости и краха пенсионной системы, последствия автоматизации и так далее), а также в культуре (панический поиск идентичности и распад основных идей последних 30 лет). С этим неразрывно связан рост скептицизма относительно будущего Европейского Союза и Запада. Упадок культуры дискуссии и все более очевидная неспособность большей части людей отличить «фейк» от подлинной информации, как мне кажется, вызваны упадком демократии, а скорее демократической этики, и неолиберальным давлением экономики над политикой и обществом. И репрессии определенно не помогут преодолеть эти проблемы. 

Я могла бы продолжать перечислять проблемы (а с ними и задачи для их решения) последних пяти лет. Однако я ограничусь лишь словами о том, что Европейский Союз страдает от вполне естественных противоречий между севером и югом, востоком и западом. Сегодня их еще больше усугубили комплексные политические последствия Глубокой рецессии, и последние пять лет оказались в каком-то смысле моментом истины.

Что дальше?

Главный камень преткновения — вопрос о демократическом управлении и технократическом администрировании, к которому Евросоюз явно движется. В этом противоречии также кроются причины подъема национализма и акцента на суверенитет. Цель технократического администрирования — изолировать экономику и, прежде всего, собственность от демократических механизмов принятия решений, парализовать власть граждан в пользу собственников и экономической силы (корпораций). В ближайшие пять лет этот вопрос будет основным. Большую роль сыграет, конечно, Европейский парламент, а также возможные изменения в договоренностях и отношениях между Европейской комиссией и правительствами и конкретная евросоюзная политика, возможно конвергентная, в регионах. Огромное значение также будет иметь вопрос об окружающей среде и обществе, который сегодня отодвигается на второй план совершенно несостоятельной экономической моделью. Иными словами, Евросоюзу нужен, как воздух, политически активный, сопротивляющийся и бунтующий «народ» в национальных государствах и давление снизу в самых разных формах.

Второй круг приоритетов касается взаимоотношений Европейского Союза с окружающим миром. Прежде цель заключалась в том, чтобы с помощью объединительного процесса «общими силами» остановить снижение значимости Западной Европы в мире. Теперь от этой цели нужно отказаться. Европейский Союз в современном мире уже не может стремиться к роли глобального центра. Мы будем лишь одним из множества центров. Поэтому нужно найти соответствующую стратегию в отношениях с Китаем, Россией и Соединенными Штатами, пересмотреть отношение к бывшему «третьему миру» и найти новую концепцию устойчивого развития. Все это должно соответствовать реальным возможностям, а не западным амбициям. Сейчас не 1900 год и даже не 1989. Вооружаясь или даже воюя, проблему собственного ослабления мы не решим, а две последние мировые войны, центром и движущей силой которых были европейские державы и их борьба за власть, пожалуй, являются достаточно убедительным аргументом.

Последний круг проблем относится исключительно к Чехии. Даже через 15 лет после вступления в ЕС у нее нет четкой европейской политики. Мы то отвергаем Евросоюз, то, забыв о критике, поддакиваем Брюсселю и буквально копируем импортные образцы, часто скрывая за этим беспомощность и лень. При этом в действительности мы приближаемся к стандартам старых стран ЕС очень медленно. Чтобы четко сформулировать политику в отношении Европейского Союза и внутри него, нужно больше узнать о мире вокруг нас и отказаться от провинциальной эгоцентричности, которая, к сожалению, типична для чешского политического класса. Мы должны хорошо понимать, что происходит вокруг, поскольку это всегда принципиально (а нередко и очень трагично) влияло на нашу жизнь. Прятать голову в песок — значит вредить себе.

Европейский Союз должен справиться с проблемами, чтобы то хорошее, что он представляет или к чему хотя бы стремится, не поглотило цунами из накопленных претензий, конфликтов, противоречий и проблем. Перемены в мире говорят о том, что будущее будет нестабильным. Репрессии и априорная нейтрализация критиков с помощью разговоров о дезинформации — это опасное лицемерие. Способен ли нынешний Европейский Союз на принципиальные изменения к лучшему, станет ясно в ближайшие пять лет.