Разные: ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ +КИТАЙ ИЛИ КИТАЙ + СТРАНЫ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ?
|
Несмотря на то, что регион Центральной Азии рассматривается многими экспертами как периферия мировой политики и экономики, тем не менее, в последние годы к региону устремлены взоры многих мировых и региональных держав. Естественно, что у каждой из них свой интерес. Об этом в частности говорит большое количество диалоговых форматов типа «Центральная Азия +…».
Одной из причин такого интереса к региону стала политика Китая по отношению к странам Центральной Азии. Благодаря китайской инициативе «Пояса и пути» и строительству транзитно-транспортного коридора в Западную Европу и в перспективе в страны Персидского залива через территорию центральноазиатского региона, а также финансовой помощи КНР местным режимам, Центральная Азия вновь оказалась в эпицентре международной активности. И роль официального Пекина в этих процессах немаловажна.
Сухопутный вариант «Пояса и пути» – Экономический пояс Шелкового пути через Центральную Азию очень важен для Пекина, даже несмотря на то, что главными торговыми воротами для Китая являются морские порты на побережье Тихого океана, через которые осуществляется 90% внешнеторгового оборота страны. Однако в связи с тем, что Тихий, Индийский и Атлантический океаны контролируются военно-морскими силами США и их союзниками, это создает постоянный «дискомфорт» для Поднебесной в ее экономическом «прорыве» к странам Западной Европы, Ближнего Востока и Восточной Африки. И именно страны Центральной Азии как партнеры и как члены Шанхайской организации сотрудничества, могут обеспечить безопасность прохождения грузов из Китая в вышеуказанные регионы и перехватить «золотой ключик» из рук Вашингтона.
В течение последних почти 30 лет после распада СССР КНР планомерно осуществлял формирование и имплементацию китайской внешней политики в отношении стран Центральной Азии. Период установления дипломатических и экономических отношений, выработки оптимальной стратегии и осознания долгосрочных интересов в регионе в начале 1990-х – начале 2000-х гг. можно считать начальным этапом внешней политики Пекина в отношении новых независимых государств Центральной Азии. Следующие два десятилетия заложили фундамент для политического и экономического сотрудничества, что выразилось в наращивание экономического и инвестиционного присутствия в регионе за счет масштабных инвестиций, прежде всего, в энергетический сектор (газопровод Центральная Азия-Китай, нефтепровод Казахстан-Китай) (2001-2013), запуска и активной реализации инициативы «Пояса и Пути» (2013-2020).
Даже глобальная пандемия COVID-19 не помешала Китаю в дальнейшей активизации своей внешней политики на центральноазиатском направлении. Так, например, Пекин среагировал на интенсификацию региональных процессов, начав в июле 2020 года свой собственный диалог с государствами Центральной Азии в формате «5+1». Этот шаг позволяет Китаю в значительной степени вытеснить Запад из Центральной Азии и политически, и экономически. А заявления о «подарках России» из уст представителей российского истэблишмента могут способствовать и переориентации Центральной Азии в сторону своего восточного соседа. Все помнят слова Первого Президента Казахстана Нурсултана Назарбаева, о том, что Китай в отличие от Запада «никогда не диктует свои условия и не говорит «живите, как мы живем». В свою очередь заявление Председателя КНР Си Цзиньпина с трибуны 75-й сессии Генассамблеи ООН (сентябрь 2020 г.), что Китай никогда не будет «стремиться к гегемонии, экспансии и созданию сфер влияния» и «не намерен вести ни с кем ни холодную, ни горячую войну», в странах Центральной Азии могут быть восприняты как повод для их дальнейшего сотрудничества с Пекином.
Если ранее центральноазиатское направление во внешней политике Китая было продиктовано опасением установления геополитического контроля США над регионом и приближения зоны его влияния непосредственно к своим границам; желанием «застолбить» за собой доступ к запасам нефти и газа Каспия на будущее; а также с проблемой поддержки уйгурских сепаратистов в Синьцзяне, то в последнее годы к указанным причинам добавился и чисто «Chinese interest», порожденные наличием инициативы «Пояса и Пути» и участием в ней стран Центральной Азии. Об этом свидетельствуют масштабные инвестиции и кредитование стран региона, экономическое сотрудничество и торговля; сотрудничество в сфере безопасности (в рамках Шанхайской организации сотрудничества); реализация китайской «мягкой силы» в регионе через функционирование Институтов Конфуция и предоставления грантов для обучения в Поднебесной и т.д.
В данном аспекте, по мнению казахского эксперта Айдара Амребаева актуальным становится вопрос о возможности совместного, скоординированного подхода к адаптации китайского влияния на народы Центральной Азии. Иначе говоря, «может ли состояться Центральная Азия в общем образе и содержании как единый регион, и даже состоятельный субъект визави Китая? Какие риски и возможности предоставляются при этом нашим странам? Что необходимо сделать для того, чтобы китайское влияние оказалось фактором позитивной реконструкции региона Центральной Азии, а не «ураганом», разрушающим все на своем пути?»[1].
Неожиданный шаг со стороны китайского «Foreign Office» от двустороннего формата отношений к многостороннему («5+1»), говорит о серьезности намерений Пекина, его заинтересованности в формировании более емкого регионального рынка и комплементарных для китайского бизнеса «правил игры», предсказуемость и стабильность политических режимов в регионе. Даже несмотря на то, что «китайская формула «5+1» более сумбурна в сравнении с геополитическими соперниками Китая», «столь же эклектична, сколь противоречивыми и туманными являются рамки ШОС и «Пояса и Пути»[2], эти намерения Пекина могут мотивировать страны региона к экономической кооперации, координации действий и разработки комплексных, согласованных программ развития региона в целом. Однако существующие риски, как например, отсутствие институциональных механизмов взаимодействия с обеих сторон (кроме Азиатского Банка Инфраструктурных Инвестиций (АБИИ) и Фонда Шелкового Пути, по сути больше ничего нет); конфликт интересов в реализации китайских проектов, «распиливание» инвестиционных портфелей, предоставляемых Китаем, могут завести ряд стран региона в «долговую ловушку» Пекина и т.д. Отсюда, актуальность согласованных совместных действий правительств государств Центральной Азии только возрастает.
Ни для кого не секрет, что регион Центральной Азии рассматривается Пекином не только как транзитный пункт геоэкономических амбиций, но также и как ресурсно-сырьевая и промышленная база. Об этом говорит достаточно серьезный объем инвестиций в регион, строительство дорог и трубопроводов, а также реализация ряда индустриальных и агропромышленных проектов.
Активизация китайской внешней политики на центральноазиатском направлении вновь превратила Центральную Азию в хартлэнд Евразийского пространства (Т. Шаймергенов). Так, прокладка Пекином через Казахстан сухопутного маршрута в Европу, уже сейчас дает возможность стране не только отправлять свои грузы по разным направлениям, но и взимать пошлины за транспортировку товаров из других стран, по большей части из Китая. Причем речь идет о достаточно солидных объемах. Несмотря на пандемию COVID-19 и сопутствующие ей ограничения, в 2020 году общее число отправленных составов железнодорожных грузовых перевозок «ЗападныйКитай – Западная Европа» впервые превысило 10 тысяч. Согласно данным Государственного комитета по деламразвития и реформ КНР в течение 2020 года по этому маршруту было отправлено в общей сложности 12 406 составов, что на 50% больше по сравнению с 2019 годом. Естественно, что увеличился и товарооборот. По заявлению китайской стороны товарооборот через КПП «Хоргос» только с января по июль 2020 года оказался на 55,37 % больше, чем за аналогичный период 2019 года. Даже факт того, что в обратном направлении (из Европы и Центральной Азии) в КНР въехало гораздо меньше грузовых поездов, Пекин, тем не менее, именно на этот маршрут делает огромную ставку. Этот путь стратегически важен для Китая, поскольку более безопасен и дешевле, а также в два раза сокращает путь транспортировка грузов из Китая в Германию (16-18 суток), чем морской путь (около 40 суток).
Кроме того, в регионе обсуждаются вопросы дальнейшего расширения взаимодействия в области транспорта. В данном контексте можно отметить успешный запуск в июне 2020 года блок поезда «Китай – Кыргызстан – Узбекистан – Туркменистан». Страны уже достигли определенных договоренностей о выработке дополнительных благоприятных условий для наращивания объемов мультимодальных перевозок по данному коридору. Важный параметр успешности этого проекта – предложения по созданию совместных предприятий для консолидации, хранения, обработки и распределения внешнеторговых грузов, в том числе свежей плодоовощной и другой продукции. Однако руководство Казахстана выразило опасения по поводу маршрута Китай – Кыргызстан – Узбекистан, поскольку альтернативные транспортные проекты в странах Центральной Азии снижают транзитный потенциал РК. На наш взгляд, такие заявления малопродуктивны и только мешают кооперации стран Центральной Азии. В этом вопросе необходимо исходить из интересов всех стран региона. Железная дорога ККУ, может дать странам Центральной Азии, не имеющим морских границ, доступ к международным сухопутным и морским транспортным линиям, имеет потенциал перевозки 15-20 млн. тонн грузов в год через Кыргызстан. Плата за транзит грузов определенно внесет вклад не только в экономическое развитие стран, расположенным вдоль маршрута, но и содействовать развитию регионального и глобального рынков. С этой точки зрения, вполне возможно, что проект железной дороги ККУ будет реализован в ближайшем будущем
Повышение интереса к Центральной Азии в мире и той политике, которую проводит в отношении региона Китай, приводит к тому, что определенная часть западных экспертов, как правило, очень смутно понимают специфику сотрудничества региона с КНР. Зачастую наряду с информативной частью дается довольно поверхностный и очень упрощенный взгляд на сотрудничество государств региона с Поднебесной. По мнению авторов публикаций [как например, Dirk van der Kley – «China diversifies in Central Asia» (23.11.2020)], Пекин сменил проводимый им в регионе экономический курс, резко сократив свои инвестиции в крупные инфраструктурные проекты исходя из распределяемых рисков.
Да, сегодня Китай, действительно ведущий кредитор и инвестор в экономику республик Центральной Азии. Однако справедливости ради следует отметить, что в каждой из стран региона ситуация развивается по-разному. Пекин прежде всего инвестирует в железнодорожные и автомобильные дороги, а также в энергетический сектор, где ключевыми являются нефтегазовые сферы Туркменистана, Казахстана и Узбекистана. Инвестиции Китая остаются значимым источником финансирования проектов в регионе, нуждающейся во внешних капиталовложениях и в развитии собственной инфраструктуры. Тем самым взаимная заинтересованность диктует высокую динамику сотрудничества республик Центральной Азии и КНР.
Зарубежные эксперты правы в том, что дороги, трубопроводы и угольные электростанции уже не так актуальны. Действительно, сегодня Пекин переключился на более мелкие проекты: «автобусный завод тут, цементный завод там». Однако появились и новые сферы для активного сотрудничества, что стало возможным благодаря упрощению и устранению препятствий в торговле, а также в улучшении условий для предпринимательской деятельности. Так, еще в 2018 году для Казахстана и стран Центральной Азии время таможенного досмотра сельскохозяйственной продукции сократилось на 90%. И это уже приносит свои плоды. Так, по сообщениям китайских СМИ, в 2020 году, страны Центральной Азии активно продвигали экспорт своей сельскохозяйственнойпродукции в Китай, что создало новую точку для экономического роста и торгово-экономическогосотрудничества.
Китай на протяжении последних лет стабильно занимает первое место в числе торговых партнеров стран Центральной Азии. В 2020 году, несмотря на пандемию и последовавшие за ней карантин и закрытие границ, Китай по-прежнему остается для стран региона главным торговым партнером. Так, по данным таможенной статистики КНР с января по ноябрь 2020 года объем двусторонней торговли между Китаем и Казахстаномсоставил 19,96 млрд долл. США, увеличившись по сравнению с аналогичным периодом 2019 года на 1%. Из нихКитай импортировал из Казахстана продукции и сырья на 9,15 млрд долл. США, что на 10,2% больше, чем годомранее. Согласно данным Государственного комитета по статистике Узбекистана за полный 2020 год, двусторонний товарооборот между Узбекистаном и Китаем составил 6,4 млрд. долларов США (в 2019 г. – 7,6 млрд. долларов США). При этом торговый баланс сложился решительно в пользу Пекина: Китай экспортировал в Узбекистан товаров на 4,5 млрд. долларов, а импортировал – на 1,9 млрд.
Страны Центральной Азии сегодня больше заинтересованы в проектах, которые позволяют создать новые рабочие места и наращивать экспорт и промышленный потенциал. В 2020 году китайскими компаниями были завершены ивведены в эксплуатацию солнечная электростанция в Алматинской области, ветроэлектростанция «Жанатас» вДжамбульской области и проект термоэлектрической печи на ферросиликоновой руде YDD в Карагандинской области. Кроме того, возобновилось строительство Тургусунской ГЭС. Отдельно стоит отметить, казахстанских производителей молочных продуктов, которым впервые удалось выйти на китайский рынок и стать новым фаворитом китайскихпотребителей.
Только за последние три года в Узбекистане было освоено 3,9 миллиарда долларов капиталовложений из КНР. Несмотря на обеспокоенность Ташкента из-за новых проектов, направленных на дальнейшее привлечение прямых инвестиций из Китая, продолжается реализация крупнейших совместных проектов. Речь идет о таких важнейших для Узбекистана проектах, как модернизация угольной шахты Шаргунь в Сурхандарьинской области, строительство нового цементного завода в Ахангаране, комплекса по производству ПВХ в Навои и многих других. Кроме того, многие предприятия стран Центральной Азии приняли активное участие в 3-й выставке China ImportExpo (ноябрь 2020 г.).
Если Нур-Султан и Ташкент по-прежнему продолжают получать от Пекина солидные инвестиции, то в Кыргызстан и Таджикистан в последние годы поток инвестиций заметно сократился. Это связано, прежде всего, с имеющимися социально-экономическими проблемами в указанных странах (в том числе и с синофобией). Приток капитала тормозится недоверием общества по отношению к китайскому бизнесу из-за обеспокоенности правительств по поводу долгового бремени или с протестами, которые заканчиваются сворачиванием проектов. Хотя по большому счету большинство финансовых средств, просто разворовывается местными «олигархами» еще на стадии подготовки реализации проекта.
К тому же небольшие размеры кыргызского и таджикского рынка и неблагоприятные условия для ведения бизнеса затрудняют реализацию крупных проектов. Крупные инвестиции поступают лишь в добычу золота и серебра. Например, только в Таджикистане с 2012 года добыча золота увеличилась почти в 4 раза (2,4 тонны в 2012 и 8,1 тонны в 2019 г. соответственно). Однако и это следует признать, что все эти «достижения» осуществлены с участием китайских компаний. Стоит отметить, что китайские инвесторы в Кыргызстане и Таджикистане – это, как правило, частные компании, для которых это первый опыт инвестирования за границей и которые ищут рынки с низкой конкуренцией. При этом Бишкек и Душанбе за постоянный поток частных инвестиций из КНР, как и официальный Пекин не несет никакой ответственности.
Несмотря на отмеченные недостатки, тем не менее, для стран Центральной Азии Китай превращается в ключевого внешнего партнера с самым широким набором сфер и направлений сотрудничества. Это касается и самого Китая (несмотря на ментальные и языковые различия), для которого Центральная Азия, является наиболее динамичным внешним игроком на евразийской «шахматной доске», расширяющая политическое и экономическое партнерство с Пекином.
В тоже время следует четко представлять, что в условиях активизации Пекином реализации «Пояса и пути» на центральноазиатском направлении необходимо эффективнее использовать такие благоприятные факторы, как открытая экономическая политика Китая и выгодное географическое положение региона. Новое качество китайского присутствия в Центральной Азии потребует и нового качественного совершенствования экономической политики в странах региона. Это неизбежно. Понимание этого должно заставить государства Центральной Азии, выработать единую стратегию экономического развития[3].
«Пояс и путь» содержащий в себе «Дух Великого шелкового пути» очень важен и перспективен для центральноазиатского региона. Содержа в себе такие понятия, как «мир и сотрудничество, открытость и инклюзивность, взаимная выгода и всеобщий выигрыш» (Си Цзиньпин) концепция «Пояса и пути» вновь превращает Центральную Азию в ось всемирной истории. Прагматика «Пояса и пути» для стран Центральной Азии состоит в необходимости интеграции государств региона в мировую экономику. Поэтому так обоснованно стремление Казахстана и других стран Центральной Азии к полноценному использованию потенциала своей экономической многовекторности.
С одной стороны, находясь на стыке Европы и Азии, Центральная Азия обладает значительным транзитным потенциалом, предоставляя странам ЕС и потенциально странам Передней Азии географически безальтернативную наземную транспортную связь с Китаем и далее в Восточную Азию. С другой, инициатива «Пояса и пути» открывает для стран региона возможность постепенного включения в мировой рынок посредством модернизации транспортно-логистической инфраструктуры, привлечения инвестиций и трансферта передовых технологий.
Таким образом, глобальные инициативы Китая находят отклик у республик Центральной Азии, а Пекин выступает экономическим драйвером региона. Такая взаимная заинтересованность диктует высокую динамику сотрудничества республик Центральной Азии и КНР.
[1] Амребаев А. О координации усилий стран Центральной Азии на китайском направлении внешней политики: общие риски и возможности // Многовекторность Центральной Азии в исторической ретроспективе // Многовекторность Центральной Азии: взгляд изнутри: Сборник материалы Международной научно-практической онлайн конференции. – Алматы: Институт востоковедения им. Р.Б. Сулейменова КН МОН РК, 2020. C. 107-108.
[2] Толипов Ф. Геополитическая арифметика «5+1» в Центральной Азии // https://cabar.asia/ru/geopoliticheskaya-arifmetika-5-1-v-tsentralnoj-azii, 6 октября 2020 г.
[3] Байдаров Е.У. Центральная Азия нуждается в новых подходах к экономической интеграции // http://eurasia.expert/tsentralnaya-aziya-nuzhdaetsya-v-novykh-podkhodakh/, 2 января 2019 г.
Линия конфликтов супердержав пройдет и через Казахстан
Финальным аккордом драматического противостояния ведущих партий в США стал «громкий» уход Дональда Трампа. Демократы и со второй попытки не смогли устроить импичмент экс-президенту.
Выход из «второго эшелона»
Многое прояснилось в выступлении Байдена по вопросам внешнеполитической стратегии. США должны вернуть статус мирового лидера. Укрепляющийся Китай обозначен как основной экономический соперник, а Россия останется главным противником в глобальном аспекте.
В интервью американским СМИ Байден обозначил необходимость возвращения к международным правилам в отношениях Китаем, чего явно не хватало Трампу. О важности демократических ценностей в телефонном разговоре с китайскими политиками заявил и госсекретарь Блинкен. Перед Пекином обозначены приоритеты США: стабильность в Индо-Тихоокеанском регионе, включая Тайваньский пролив, разработки в КНДР ядерного оружия и нарушения прав человека в Синьцзян-Уйгурском автономном районе.
Сегодня у США главное направление – это АТР и Южная Азия
В этом направлении намерена планомерно работать новая команда, где много фигур, работавших еще в администрации Барака Обамы. Эксперты отмечают наличие в ней сторонников жестких подходов, в том числе в китайской политике. Энтони Блинкена, советника по национальной безопасности Джейка Салливана и вице-президента Камалу Харрис называют не только профессионалами, но также амбициозными и принципиальными прагматиками, долго ждавшими своего шанса во «втором эшелоне».
Нефть, безопасность и бомба
Краеугольным аспектом критики Дональда Трампа для демократов была тема вмешательства России в президентские выборы. Теперь в диалоге с РФ команда Байдена намерена жестко обозначать вопросы кибербезопасности, проблему ядерного сдерживания (договор СНВ-3), вопросы сохранения климата, освоения Арктики и глобальной энергетической безопасности. А также борьбы с пандемией COVID-19. В список можно включить тему прав человека (Навальный и Ко.) и региональные конфликты, включая Украину, Молдову и Беларусь.
«Горячей» темой Вашингтон считает сдерживание ядерной программы Ирана. США заинтересованы в оказании влияния на Тегеран через Россию и других региональных игроков.
Теперь возвращаться к старому рубежу в диалоге с Ираном будет сложнее. В иранском руководстве после загадочных убийств в 2020 году ключевых фигур — главы КСИР К. Сулеймани и «отца ядерной бомбы» М. Фахризаде усилились сторонники жесткой линии. Они могут категорически воспротивиться любым вариантам сделок с Западом.
К тому же союзники США на Ближнем Востоке — Израиль и Саудовская Аравия — долгое время враждуют с Ираном. Каждый из региональных игроков действует методами так называемых «гибридных войн» и терактов для оказания влияния на Ирак, Йемен и другие страны. В гражданскую войну в Сирию вовлечена и Россия. А с ней США вместе с Саудовской Аравией предстоит вести диалог по энергетическим вопросам: добыча и поставки нефти и газа.
Трамп ушел – трампизм остался
Сегодня из-за внутренних проблем, связанных с экономическим спадом и сбоями в системе здравоохранения, актуальной стала тема госуправления. Опыт показал, что страны с жестким руководством лучше контролируют поведение граждан для сдерживания темпов распространения вируса. На этом фоне массовые протестные движения «антикарантинщиков», граждан, потерявших доходы, и иных категорий (противники власти, радикальные, молодежные и иные группы) показали слабость стран с либеральным режимом. В США после выборов протесты зашли еще дальше, а захват Капитолия произошел отчасти по вине Трампа.
Многие политики в США и в целом на Западе опасаются не только ушедшего с арены Трампа, но и такого явления как трампизм. Дональд
Трамп выключил рубильник на конституционном щитке, десятилетия создаваемым политической и бизнес-элитой США,
позиционирующими свою страну как эталон демократии и следования букве закона.
Теперь демократам надо возвращать доверие той части электората, которая проголосовала за Трампа. Многим американцам, в первую очередь среднему классу, он был симпатичен за счет эффективного решения внутренних проблем и снижения расходов на внешние вызовы.
Опасные игры на «чужом» поле
Для Казахстана крайне важны планы США по отношению к близким соседям: России и Китаю. Джо Байден, как мастер внешней политики еще со времен «холодной войны», будет четко следовать предвыборной программе.
Диалог Вашингтона с Россией и КНР может стать затяжным и напряженным
Но и давление на них может пойти по различным направлениям.
Казахстану надо быть готовым к новым и более расчетливым санкциям коллективного Запада против России и ее союзников. Это неизбежно скажется на функционировании ЕАЭС. Целью США также может стать ШОС и китайский проект «Экономический пояс шелкового пути».
Директор Московского фонда Карнеги Дмитрий Тренин отмечает, что в действиях США военная сила может уступить место дипломатическим и иным ненасильственным методам. Но эпоха Трампа стала редким периодом, когда США не развязали ни одной новой войны. Поэтому не исключено, что
методы силового нажима и военные конфликты могут сохраняться и даже усилиться на периферии границ бывшего СССР
Казахстанский историк Булат Султанов высказывает опасность разжигания со стороны США русофобских и синофобских настроений. По его мнению, в русле той политики, которую проводил Байден, в Казахстане может усиливаться национализм. Это может быть крайне опасная игра США, куда включаются и союзники Вашингтона из стран ЕС.
Опасность таких тенденций сопряжена с общим ухудшением социально-экономической ситуации. Негативным примером может послужить разделение по языковым и культурным границам в ряде стран бывшего СССР, где некоторые политики и олигархи стараются отвлечь внимание общества от злободневных проблем на поиск «внутренних врагов».