С именем Махатхира Мохамада связана целая эпоха в истории Малайзии. Именно его считают автором экономического чуда, превратившего сырьевую державу в передового экспортера высокотехнологичной продукции. Именно при нем в Малайзию потекли колоссальные инвестиции, началась эффективная борьба с коррупцией, а уровень благосостояния граждан резко пошел вверх. Мохамад занимал пост премьер-министра два раза — с 1981 по 2020 год, и в общей сложности правил страной 24 года. Но даже сегодня, в свои 97 лет, оставив пост, он считается ключевым лицом малайзийской политики. «Лента.ру» в рамках проекта «Эпоха лидеров» рассказывает, как Махатхиру Мохамаду удалось превратить бедную коррумпированную Малайзию в «азиатского тигра» — страну с мощной индустрией и независимой политикой.

К 2002 году 77-летний Махатхир Мохамад правил страной уже 21 год — оппозиция иронично называла его «пожизненным премьером» и не надеялась на скорую смену власти. Но Мохамад, вопреки ожиданиям оппонентов, все же решил подать в отставку и выступил с официальным заявлением. Эта формальная процедура получилась очень эмоциональной и даже драматичной. Произнося речь, премьер разрыдался, однопартийцы окружили трибуну, умоляя его остаться. У многих на глазах тоже были слезы — и все это в прямом эфире транслировалось по центральным телеканалам. Мохамада отвели в заднюю комнату, а через час на трибуне появился его тогдашний заместитель Абдулла Бадави и объявил, что премьера «уговорили остаться».

В 2003 году политик все же покинул пост, но спустя 15 лет вернулся, став в свои 92 года самым возрастным лидером государства.

Травмы истории

Махатхир Мохамад родился 10 июля 1925 года в городе Алор-Сетар (штат Кедах, северо-запад Малайского полуострова, до 1957 года — британская колония). Но в свидетельстве о рождении Махатхира по какой-то причине указана другая дата — 20 декабря.

Тогда, в колониальную эпоху, зажиточные британцы, аристократия и приближенные к ней жили севернее, вокруг королевского дворца Алор-Сетара. Мохамад родился южнее — в кварталах города, населенных бедняками. Его отец Мохамад-старший основал первую в Кедахе государственную школу с преподаванием на английском языке, но при этом даже не мог устроить туда своих дочерей — приоритет отдавали детям из богатых семей.

Хотя Махатхир в итоге получил высшее образование и даже академическую награду, которая позволяла получить стипендию или поехать учиться за границу, никто не ожидал, что он чего-то добьется — слишком большой была классовая пропасть. Первый премьер-министр Малайзии Тунку Абдул Рахман Путра позже называл приход молодого Махатхира к власти чудом, учитывая традиционный для страны непотизм 

Взросление Махатхира совпало с двумя сложными историческими периодами, оказавшими влияние на всю его дальнейшую жизнь: японской оккупацией Малайзии с 1941 по 1945 год и управлением страной британскими колониальными властями после окончания Второй мировой войны. Будучи подростком, Махатхир стал свидетелем того, как захватившие остров японские солдаты издевались над пленными британцами, оборонявшими Малайю. Юноша видел, как одного из них вытащили на берег реки и закололи штыками.

Из-за войны школы закрылись, и 16-летний Махатхир как мог пытался зарабатывать, чтобы помочь семье. Сначала он продавал кофе, потом — продукты. Его отец и братья, которых японцы уволили с государственных должностей, с трудом сводили концы с концами. Но долгожданное окончание войны так и не принесло облегчения — в каком-то смысле малайцы потеряли еще больше.

Вернув контроль над страной в 1942 году, британцы создали Малайский союз, объединивший все британские колонии на Малаккском полуострове. В рамках этого союза малайское гражданство могли получить все желающие, что открыло двери для массовой миграции из Китая и Индии.

Кроме того, британцы отозвали решение почти столетней давности об «особом положении» малайцев, которое защищало местное население от конкуренции с гастарбайтерами. Если раньше малайцы получали преференции в таких сферах, как госслужба и землевладение, то теперь они были их лишены. Период после Второй мировой войны, когда Британия фактически управляла Малайей, не просто так называют золотым веком малайзийских китайцев.

«Образованные китайцы смогли стать связующим звеном между британцами, султанами и местным населением, и многие заработали приличное состояние и приобрели в собственность крупные земельные наделы», — объясняет генеральный секретарь азиатской ассоциации перанаканских китайцев

 Аллан Кох.

На работу британцы предпочитали нанимать приезжих: китайцев — на оловянные рудники, а индийцев — на каучуковые плантации. Так что малайцам, как правило, работы не хватало. Более предприимчивые и искушенные в делах иностранцы устраивались приказчиками и управляющими, занимались ростовщичеством и торговлей. Со временем они практически полностью прибрали к рукам промышленный и коммерческий сектора, а жили в основном в центре города, в то время как малайцы селились в деревнях и прибрежных поселках, занимаясь традиционным сельским хозяйством и рыболовством.

Создав, возможно, самое сложное общество в мире — три сообщества, разделенные религией, языком, культурой, системой ценностей, местом жительства, родом занятий и доходом, — британцы не пытались интегрировать иммигрантов, первоначально рассматривая их лишь как гастарбайтеров. А когда они стали неотъемлемой частью экономики, Великобритания еще и предоставила им гражданство. Малайцы остались в проигрыше. По сути они стали меньшинством на собственной родине.

У семьи Мохамада, к счастью, дела шли лучше благодаря образованию и прежнему опыту работы, и в 20 лет Махатхир все же решил закончить школьное обучение. Именно в школе началась его политическая карьера — вместе с единомышленниками он организовывал протесты против политики колониальной администрации, а по ночам распространял агитационные плакаты. В 1945-м Махатхир написал передовицу для школьного журнала: он приветствовал победу союзников в войне.

Махатхир понимал, что лишь два пути — юриспруденция или медицина — позволят ему заработать авторитет и начать карьеру в политике. Окончив школу в декабре 1946 года с отличными результатами по Кембриджскому аттестату, Махатхир надеялся получить полноценную стипендию от правительства, но дождался лишь небольшой финансовой помощи — однако этого хватило на оплату колледжа в Сингапуре.

Потом он говорил об этой помощи с достоинством, называя себя первым лидером, не запятнанным тесными связями с колониальной державой в виде обучения в британских университетах.

Переехав в Сингапур в 1947 году, юноша определился с профессией и начал изучать медицину. На новом месте он увидел совсем другой мир. Островное поселение у подножия Малайского полуострова было британской территорией, и любой, кто там родился, становился британским подданным. Махатхир вспоминал: «Они были очень далеко впереди нас — огромная городская община, очень утонченные и очень богатые люди, тогда как я приехал из Алор-Сетара, где малайцы жили очень бедно».

Как писал Махатхир, «легкомысленные» малайцы не смогли конкурировать с «прирожденным трудолюбием и деловой хваткой» китайских иммигрантов, которых британцы поощряли селиться в Сингапуре. Даже в колледже, куда приехал учиться будущий премьер, 630 из 700 студентов были немалайцами.

Махатхир учился хорошо, а вот у его земляков были проблемы: только четверо из семи его малайских одногруппников получили дипломы врачей. Одной из тех, у кого были трудности с физикой и химией и кому Махатхир решил помочь, была Сите Хасма Мухамад Али — единственная малайка на курсе медиков, происходившая из зажиточной семьи.

Тогда же Мохамад принял еще одно решение, оказавшее колоссальное влияние на его жизнь. В качестве наблюдателя он отправился на национальный конгресс малайских организаций, которые затем образовали «Объединенную малайскую национальную организацию» (ОМНО) — ведущую партию правящей коалиции «Союзная партия». Она пришла к власти после обретения страной независимости в 1957-м, а в 1973-м сменила название на «Национальный фронт».

Совмещая политику с врачебной практикой, в 1957 году Мохамад открыл в Алор-Сетаре собственную клинику МАХА (название переводится с малайского языка как «великий» и при этом состоит из первых двух букв имен Махатхир и Хасма). Доктор Мохамад скоро стал очень популярной личностью. Он разрешал беднякам оплачивать медицинские услуги в рассрочку и делал большую скидку на лечение тем, у кого совсем не было денег.

В 1959-м Мохамад хотел участвовать во всеобщих выборах — первых в независимой Малайе. Однако в итоге отказался — из-за конфликта в партии. Впрочем, это не помешало ему уже через несколько лет вновь попытать счастья в политической борьбе.

Восхождение звезды

В 1964 году Мохамада выдвинули кандидатом от ОМНО в южном парламентском округе Кедаха Кота Стар, тогда же его избрали депутатом парламента. К тому времени британская Малайя стала Малайзией: название изменили в 1963-м после получения независимости и присоединения Сингапура, Саравака и Северного Борнео.

Когда менее чем через три месяца Сингапур исключили из состава Малайзии и он стал самостоятельным государством, Мохамад не скрывал радости. «Я чувствовал, что Сингапур — слишком большой кусок для Малайзии… Сингапурские китайцы вели себя слишком агрессивно», — говорил он, вспоминая то историческое решение.

Мохамад последовательно критиковал национальную политику властей и выступал в защиту интересов малайского населения. Он был уверен, что ущемленное положение этнических малайцев рано или поздно приведет к открытым столкновениям, и фактически предсказал массовые беспорядки 13 мая 1969 года, в ходе которых погибли сотни людей. Стычки начались вскоре после всеобщих выборов, во время которых обострилась борьба между правящей ОМНО и оппозиционной ПАС.

Буквально за год до этой трагедии Мохамад в письме тогдашнему премьеру Тунку Абдул Рахману раскритиковал однопартийца за неспособность отстоять интересы малайцев и призвал его уйти в отставку. За это Мохамада исключили из Верховного совета ОМНО, а затем и из партии. Тунку Абдул Рахман даже хотел арестовать смутьяна, но его отговорили.

Позже, в 1970-м, Махатхир Мохамад написал свою первую книгу «Малайская дилемма». В ней политик утверждал, что малайское население страны маргинализировано, и критиковал самих малайцев «за апатичное принятие статуса второсортных людей». Книга была немедленно запрещена в Малайзии, этот запрет продлился более десяти лет.

В 1974 году, при новом главе правительства Абдул Разаке, Махатхира Мохамада назначили министром образования. Одним из первых его решений на посту было усиление государственного контроля над университетами, несмотря на сильное сопротивление академического сообщества. Министр, в частности, внес поправки в закон об университетах, которые давали правительству право применять дисциплинарные меры в отношении сотрудников и студентов, проявляющих чрезмерную политическую активность.

Мохамад был убежден, что стране нужны квалифицированные национальные кадры и именно образование должно быть приоритетом для студентов и профессоров, тогда как политическая деятельность — это Мохамад знал по себе — отнимает много сил и времени, что не способствует освоению наук.

В 1975 году однопартийцы поддержали кандидатуру Мохамада в качестве вице-президента ОМНО, а вскоре — уже после смерти Разака и назначения Хусейна Онна премьером — он был назначен заместителем главы правительства. До кресла премьер-министра оставался один шаг.

Становление тигра

Мохамад был назначен премьер-министром 16 июля 1981 года, после очередной победы ОМНО на парламентских выборах. Ему тогда исполнилось 56 лет. Одной из главных задач избранного премьера было превращение Малайзии в современную промышленно развитую страну: он тут же представил программу Новой политики развития, призванную повысить экономическое благосостояние всех малайзийцев.

К тому моменту в Малайзии уже проводилась так называемая Новая экономическая политика (НЭП), направленная на ликвидацию бедности населения независимо от расовой принадлежности и на ликвидацию расовой монополии на отдельные виды экономической деятельности. Однако Барри Вейн, биограф Мохамада, указывает, что премьер был не слишком доволен результатами НЭП, потому что наблюдал неравенство в обществе.

Мохамад считал, что экономика должна способствовать становлению «нового малайца», он жаждал ментальной революции, чтобы окончательно «спасти малайцев от их экономической отсталости». «Новый малаец», по мнению Мохамада, должен был обладать «культурой, которая поможет решать любые задачи», быть «утонченным, честным, дисциплинированным, заслуживающим доверия и компетентным».

По мнению замдиректора Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ Александра Королева, влияние Махатхира Мохамада на социально-экономические и политические процессы в Малайзии и Юго-Восточной Азии можно сравнить с ролью «отца сингапурского чуда» Ли Куан Ю в становлении Сингапура.

Первым делом Мохамад занялся «малаизацией» экономики, национализировав ряд крупных предприятий, — к примеру, британскую Guthrie, контролировавшую 17 процентов сельскохозяйственных земель в стране. Британские СМИ тут же обвинили Мохамада в захвате предприятия. Событие действительно было необычным в контексте постколониальной стратегии экономического развития Малайзии, которая, в отличие от других стран Юго-Восточной Азии, демонстрировала удивительно либеральное отношение к иностранным — и даже к бывшим имперским — инвесторам.

С другой стороны, британских бизнесменов в Малайзии нередко обвиняли в консерватизме и нежелании проводить реформы в соответствии с политикой правительства. Работники плантаций опасались, что национализация приведет к снижению зарплаты и ухудшению условий труда, однако этого не произошло.

Мохамаду было очевидно, что эта быстроразвивающаяся держава нуждается в доступном сырье, земле и рабочей силе, и он дал ей все это. Переносить предприятия в Малайзию было выгодно из-за низкой стоимости труда, организации зон свободной торговли, а также правительственного стимулирования электронной промышленности и других трудоемких отраслей.

Японские производители, такие как Hitachi, Mitsui и Toyota, начали создавать в Малайзии сборочные производства. Следом подтянулись и Соединенные Штаты, которые открыли в стране заводы по сборке электроники. В этот период и произошел переход от сельскохозяйственной экономики к производственной, в стране активно развивалась электронная промышленность. Уже к 1990-м годам Малайзия стала крупнейшим в мире экспортером полупроводников.

При Мохамаде Малайзия стала одной из самых быстрорастущих экономик региона — такие страны принято называть «азиатскими тиграми». Началась эпоха мегапроектов — вроде башен-близнецов Петронас (в то время это было самое высокое в мире здание), международного аэропорта Куала-Лумпур, скоростной автомагистрали Север — Юг, международного автодрома Сепанг. Быстрый экономический рост, начавшийся в 1980-е, продлился до середины 1990-х, даже несмотря на спад на рынке недвижимости в 1985-1986 годах.

Местный бизнес Мохамад активно защищал от зарубежных конкурентов. Однажды в Малайзию приехала американская делегация во главе с госсекретарем США Александром Хейгом. Американцы настаивали на том, чтобы американским банкам разрешили работать в стране на правах местных, но премьер ответил отказом, объяснив, что они задушат малайзийские банки.

Критикуя западный подход к политике и экономике, Мохамад пропагандировал «азиатские ценности». Наряду с первым премьер-министром Сингапура Ли Куан Ю, он относил к этим ценностям приверженность традициям, этику упорного труда, акцент на дисциплину, принцип построения общества на основе естественной иерархии и авторитета.

В итоге с Малайзией приходилось считаться как Европе, так и США и другим азиатским странам. Как подчеркивает Александр Королев, это и было главным достижением Мохамада: голос Малайзии стали слышать соседи по Юго-Восточной Азии и большая часть исламского мира, поскольку именно при Мохамаде Малайзия зарекомендовала себя как главный проводник азиатских ценностей.

Давняя идея Мохамада о приоритетах для коренного населения реализовалась в преимуществах на всех уровнях для этнических малайцев. Например, при проведении масштабной приватизации малайцы имели приоритетное право на получение актива, то же касалось госконтрактов, льготных кредитов и даже образовательных субсидий. Таким образом в стране возникла мощная прослойка бизнесменов-малайцев.

Благодаря росту производства Малайзия стала одним из 20 крупнейших мировых экспортеров. Страна начала инвестировать в государства Восточной Европы, Южной Африки и Китай. Всемирный банк объявил Малайзию частью экономического чуда Восточной Азии наряду с соседними Сингапуром, Таиландом и Индонезией.

Первые сложности

Но у модели экономики, к созданию которой приложил руку Махатхир Мохамад, были и свои изъяны. Как отмечает Александр Королев, именно их подсветил азиатский финансовый кризис, разразившийся в 1997-1998 годах. Он коснулся также Таиланда, Филиппин, Индонезии и Южной Кореи.

Проблема заключалась в том, что экономика большинства азиатских стран была излишне ориентированной на экспорт, да и процветание «азиатских тигров» не было обеспечено развитой и прозрачной финансовой системой. Правительства этих стран продолжали брать кредиты на развитие, рассчитывая, что смогут покрыть их доходами от экспорта. Как только спрос на продукцию из азиатского региона стал падать из-за роста ее себестоимости и появления более доступных товаров в Китае, он тут же потянул за собой доходы местных компаний, а следом и курс национальных валют.

Сначала кризис грянул в Таиланде: в июне 1997-го правительство израсходовало практически все свои резервы на поддержание валюты и было вынуждено отказаться от фиксированного курса. Это привело к стремительной девальвации, бегству капитала и первым банкротствам таиландских фирм. Вскоре экономический спад перекинулся на Малайзию, Индонезию, Филиппины, Гонконг, Сингапур и Южную Корею — это явление позже назвали «эффектом заражения».

Из-за того, что Малайзия сильно полагалась на экспорт, ее экономика зависела от факторов, которые не поддавались контролю правительства. Поэтому когда разразился кризис 1998 года, ВВП Малайзии снизился сразу на 7,5 процента. Углубляющаяся рецессия вынудила Мохамада разработать программу спасения, основанную на защите Малайзии от агрессивной политики иностранных инвесторов, стремившихся взять под контроль национальные предприятия, и оживлении экономики за счет строительных проектов и снижения процентных ставок.

Тогда же премьер столкнулся с серьезными разногласиями в правительстве. Его заместитель Анвар Ибрагим поддерживал политику МВФ по преодолению кризиса, призывал открыть рынок для зарубежных инвестиций и активно сотрудничать с Западом. Но Мохамад не был уверен в благонадежности иностранных партнеров. Он настоял на непопулярных решениях, которые, вопреки опасениям его оппонентов, позволили Малайзии снизить негативное воздействие кризиса, подчеркивает Александр Королев.

Например, так произошло с Индонезией, правительство которой в 1997 году обратилось за помощью к МВФ. В итоге страна погрязла в долгах, а восстановление экономики затянулось на долгие десять лет.

Вместо внешней помощи правительство Мохамада избрало политику «экономического национализма», направленную на изоляцию национальной экономики Малайзии от иностранного капитала. Позднее премьер вспоминал, что если бы Малайзия стала должником МВФ, фонд получил бы контроль над ее важнейшими отраслями, и не факт, что после этого они продолжили бы работать на благо народа Малайзии.

Чтобы экономика страны могла соответствовать новым условиям рынка, Мохамад инициировал разработку новой промышленной политики. Генеральный план предполагал качественный переход от простой сборки к кластерному производству высокотехнологичной продукции с высокой добавленной стоимостью. Для этого в стране была создана сеть индустриальных технопарков. Для создания новых предприятий туда активно привлекались зарубежные IT-компании, а вместе с ними и иностранный капитал.

А для скорейшего выхода из рецессии правительство озаботилось защитой национальной валюты и прекращением бегства капитала из страны. Первым делом был зафиксирован курса ринггита к доллару США (к концу 1998 года за 1 доллар давали 3,8 ринггита), а зарубежная торговля ринггитом была остановлена. Это лишило спекулянтов возможности использовать хранящуюся в офшорах валюту для манипулирования рынком. Малайзийским компаниям-резидентам также запрещалось брать иностранные кредиты. Благодаря этим мерам отток капитала практически прекратился.

Благодаря перечисленным мерам Малайзия относительно благополучно — в сравнении с соседями — пережила кризис. Она вернулась к докризисному уровню ВВП в 2000-м, хотя улучшения наметились уже к концу 1999-го: инфляция была невысокой — на уровне 3,2 процента, равно как и безработица — 3,4 процента.

Уровень коррупции в стране оставался довольно низким, долги банков и компаний были меньше, чем у их тайских и индонезийских конкурентов, а инвестиционные средства не тратились впустую на бесконтрольную плотную застройку, как это было в Таиланде. Вместо этого они вливались в перспективные проекты — например, те же индустриальные кластеры и технопарки. И уже к 2002 году экономика Малайзии была полностью восстановлена.

Справедливость по-малайзийски

Экономический национализм дал стране социальную стабильность и устойчивый рост, обеспечивая все большему числу малайзийцев комфорт и уровень жизни среднего класса. Администрация Мохамада дополнительно предоставила возможности для обучения государственным служащим всех уровней, чтобы улучшить работу административной системы. Особого внимания премьера удостоилась школьная реформа: для всех классов создали новую программу, призванную дать детям сбалансированные, всеобъемлющие знания с упором на математику и точные науки. Мохамад считал, что именно эти предметы позволят сделать малайзийцев максимально конкурентной нацией.

Помимо прочего, в начале 2000-х Малайзия стала одной из самых молодых стран региона. Рождаемость у малайцев была в два раза выше, чем у местных китайцев и индийцев, поскольку малайские семьи могли рассчитывать на стипендии и работу для своих детей, а также на налоговые льготы в случае рождения более чем двух детей. Мечта Мохамада о «новых малайцах» начала обретать зримые очертания.

Помимо внутренних реформ, правительство Мохамада активно участвовало и во внешней политике. В качестве премьер-министра Махатхир проводил переговоры и консультации в рамках Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН) и форума Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС). Мохамад вступал в диалог и с западными странами, однако соблюдал с ними осторожность: он был убежден, что богатые государства Европы и США могут менять правила игры в свою пользу — например, в рамках работы ВТО. Политик уверял, что после холодной войны Запад и капитализм уже перестали быть синонимами демократии.

Мохамад осудил теракты 11 сентября 2001 года в США, но позже, в 2003 году, выступил против введения американских войск в Ирак. «Сегодня мы имеем дело с вторжением в Ирак, с оккупацией Афганистана только потому, что когда-то там побывал Усама бин Ладен. Европа и Америка пытаются навязывать демократию другим странам, хотя при этом сами имеют огромные долги из-за развязанных ими войн», — говорил Мохамад.

Уйти, чтобы остаться

Все годы у власти Махатхир сохранял черты торговца-подростка и любимого всеми врача: например, отказался от звучной подписи «Махатхир бин Мохамад», сократив ее до одной буквы «М» — теперь вся страна знает его именно как доктора М. Он пренебрегал гольфом — любимой игрой многих политиков — и не тянул с важными решениями. Возможно, из страха чего-то не успеть, ведь планов у него было множество. Его самым большим сожалением было то, что он «поздно начал» управлять страной — в 56 лет, пишет биограф Мохамада Барри Вейн.

Возможно, по этой причине он постоянно сражался с внутриполитическими соперниками и оппонентами даже из числа однопартийцев, которые, как он считал, мешали ему воплощать планы по возвеличиванию Малайзии. В 1993-м Мохамаду удалось провести через парламент конституционные поправки, ограничивающие полномочия султанов и лишающие их (и членов их семей) иммунитета от судебного преследования. В 1994 году была принята поправка, которая лишала права вето при принятии законопроектов верховного правителя Малайзии — номинального главу государства, фактически исполняющего церемониальные функции.

Но политическая конкуренция и связанные с нею конфликты в результате вылились в уличные протесты.

Столь громкий конфликт внутри правительства не мог не сказаться на авторитете правящей партии. Мохамад был популярным политиком, но некоторые его однопартийцы полагали, что отставка премьера станет позитивным сигналом для общества и страсти улягутся. При этом никто не мог отважиться на то, чтобы попросить его уйти: именно Мохамад не побоялся взять на себя ответственность за кризис 1998-1999 годов, именно он совершил экономическое чудо, именно он был стержнем партии. Но за спиной его уже иронично называли «пожизненным премьером».

И сам премьер не мог не замечать растущего напряжения и в 2002 году сделал шаг, которого не ожидал никто: объявил в прямом эфире, что подает в отставку. Во время своей речи премьер разрыдался, а его сторонники, тоже в слезах, окружили трибуну и умоляли его остаться на посту. В конце концов Мохамада уговорили поработать еще год, чтобы подготовить в качестве преемника своего заместителя Абдуллу Бадави.