Недавно судебная система России столкнулась с беспрецедентным фактом: обычная жительница Москвы Алёна Попова подала иск в Свердловский районный суд о том, что система распознавания лиц, чьи видеокамеры расставлены по всей Москве, нарушает права человека и является вмешательством в личную жизнь.
Дошло до того, что даже Владимир Путин узнал об этом факте: Дмитрий Песков заявил, что москвичка пользуется своим законным правом на обращение в суд, однако система распознавания лиц — это хорошо, так как имеется хорошая статистика результатов её применения.
И это понятно: в ситуации, когда политическая целесообразность сталкивается с формальной законностью, последняя терпит поражение. Это происходит потому, что законы писались до того, как возникла необходимость их нарушения. Мода на либеральный тренд в законодательстве в начале 90-х оставила столько лазеек для преступного мира и террористов, что теперь любое движение в сторону ужесточения контроля над общественными процессами воспринимается как покушение на права человека.
Однако сам по себе иск москвички по поводу системы распознавания лиц неуместен. Камеры на улицах действительно помогают в поиске правонарушителей и преступников, поэтому нелепо спорить об их целесообразности. Особенно тогда, когда никто не вздумал оспаривать законность производства гаджетов со встроенными фото‑ и видеокамерами, свободно продающихся всем подряд.
А ведь если вдуматься, то первые иски должны пойти тем мировым корпорациям, которые стали выпускать эти любительские шпионские игрушки. При их помощи уже сделано столько незаконных фото‑ и видеосъёмок, прямо вмешивающихся в личную жизнь других людей, что подать иск на их производителей куда более уместно. И вообще, поставить вопрос в ООН о правомерности производства такого оборудования для широкого пользования.
Но никто в здравом уме и трезвой памяти не станет этого делать именно по политическим мотивам: в обществе так популярны эти устройства, что любое препятствование их производству станет политической проблемой. Возмутятся потребители, чьи права будут нарушены таким запретом. И в итоге те, кто живёт в условиях тотальной доступности для несанкционированных видеосъёмок, просто молчат.
Так почему же вдруг надо из всей этой проблемы выбирать её малую часть, к тому же имеющую явный правозащитный смысл, и начать её яростно оспаривать? Снявши голову, по волосам не плачут. Мы вошли в век полной информационной прозрачности, и доступность внезапной видеозаписи для любого человека теперь — реальность нашего времени. Такая же, как доступность денег на пластиковой карте для кражи со взломом. Не думает ли кто-то, что это повод запретить пластиковые карты?
А суд Алёне Поповой отказал. По весьма формальной причине: дескать, такая слежка за гражданами не является вмешательством в частную жизнь, так как система распознавания лиц не может установить личность человека по причине отсутствия соединения её базы данных с базой биометрических данных. И изображения с камер можно только сравнить с теми фото, что уже есть в распоряжении следственных органов. Мол, те программные средства, что сличают лица на фото, не позволяют сделать это абсолютно точно.
Не очень умная отговорка с учётом того, что в том же Китае качество камер это сделать позволяет, и уже есть интегрированные базы данных, где можно полностью установить личность человека. И это понятно: китайцев очень много, и им не до химеры прав человека. Им куда важнее сохранить порядок в Поднебесной. И ёжику понятно, что через 2−3 года, максимум 5 лет, и в России появятся такие камеры, а интегрированные базы данных будут созданы.
Просто надо признать, что, как и в ряде других случаев, мы имеем дело с правовой коллизией, когда созданная под ушедшую эпоху правовая система и санкционирующая её морально-этическая база вошли в столкновение с реалиями внедрения научно-технического прогресса. Изменилось общество, изменились его условия жизни, нравится это или нет. И потому правовая и этическая база стала отставать.
Нет сомнений, что социальные реалии создадут такие прецеденты трактовок управленческих решений, которые целесообразны для сложившейся ситуации, независимо от того, как они трактуются в правовой системе уходящего социального уклада.
Также надо признать парадокс, что в целях повышения безопасности цивилизация становится всё более прозрачной, но одновременно и все более тоталитарной, и тот, кто вздумает это не признавать, проиграет в цивилизационной гонке. Всё больше параметров общественных отношений попадают под контроль, и это ответ на объективную необходимость противостояния хаосу и разрушению социума, ставшего очень сложным для произвольной самонастройки.
То, что Большой Брат постоянно будет видеть тебя — карточки, отмена налички, камеры на улицах, разные технологии социальных рейтингов и так далее — к этому надо привыкать и соответственно перестраивать свою жизнь. В этом, на самом деле, нет ничего страшного: знаменитые артисты, политики постоянно живут в таких условиях.
Не думаю, чтобы это им нравилось, но они никуда не жалуются, просто стараются жить, не допуская проколов в поведении. Иначе срисует контрразведка, и журналисты немедленно всё разнесут по всему свету, не очень заморачиваясь «правом на личную жизнь». Здесь право того, кто хочет скрыться, столкнулось с правом того, кто хочет знать. Так что личная жизнь в информационном обществе теперь понятие сугубо относительное.
Если сегодня каждый подросток с камерой в телефоне может стать мировой звездой из-за видеоролика, а бандит только с помощью телефона может обворовать полвагона в метро в час пик, то с этим надо что-то делать. При том в автоматическом режиме: камера сняла преступника, система видеофиксации ведёт его по городу, на конечном этапе человека приезжает упаковывать команда оперов или пара роботов. Добро пожаловать в новый дивный мир
