Согласно данным Всемирного банка, в 2017 году уровень крайней бедности в мире снизился до 9,2%. Однако если перевести проценты в цифры, это будет означать, что в 2017-м 689 миллионов человек жили менее чем на 2 доллара в день. В мире существует много различных программ для материальной поддержки малоимущих людей. Почему же до победы над бедностью еще очень далеко и достаточно ли для этого просто увеличить размеры финансовой поддержки?

Почему быть бедным не то же самое, что принадлежать к культуре бедности?

Один из ответов на этот вопрос предложил американский антрополог Оскар Льюис. В 1958 году на Международном конгрессе в Сан-Хосе (США) он представил концепцию «культуры бедности», разработку которой позже продолжил в таких работах, как «Пять семей: примеры из жизни Мексики», «Культура бедности» (1959) и «Жизнь» (1966). Стоит отметить, что, хотя в науке в итоге закрепилось выражение «культура бедности», изначально Льюис предложил термин «субкультура». Это важно потому, что понятие субкультуры характеризуется ее противостоянием с «большой», общепринятой культурой. В работах Льюиса этот конфликт играет значимую роль.

Фундаментальной причиной, лежащей в основании культуры бедности, Льюис видел «западный социальный порядок». По его мнению, субкультура бедности — это способ адаптации малоимущих людей к их маргинальному положению в классово-стратифицированном капиталистическом обществе с ярко выраженной индивидуализированной культурой. При этом Льюис неоднократно подчеркивает, что жизнь в бедности не равна принадлежности к культуре бедности. Например, говорит он, несмотря на то что еврейские общины в Восточной Европе часто были достаточно бедны, большинство черт культуры бедности им не свойственны. В еврейских общинах существовала традиция грамотности и придавалось большое значение обучению, общественные объединения формировали плотные социальные связи и обеспечивали поддержку, а религия учила чувству собственной избранности.

То есть, согласно Оскару Льюису, плохие материальные условия далеко не всегда приводят к формированию культуры бедности.

Культура бедности — это гораздо больше, чем просто недостаток экономических ресурсов и невозможность удовлетворить свои потребности. Данное понятие отсылает нас к антропологическому пониманию слова «культура» — «как целостный образ жизни». Иначе говоря, речь идет о том, что в некоторых случаях люди, долго живущие в бедности, усваивают определенный набор ценностей и установок, которые в значительной мере определяют их действия, а также передаются новым поколениям.

Как же понять, что перед нами культура бедности? Льюис неоднократно пишет, что проведенные исследования позволили ему выделить 70 характеристик, указывающих на существование культуры бедности. Вот некоторые из них (на самом деле полного списка нет ни в одной из его работ):

1. Для некоторых бедных характерно отсутствие детства как продолжительного и особо защищенного этапа жизненного цикла. Кроме того, для бедных свойственно раннее вступление в половые отношения, свободные союзы или браки.
2. Для жизни бедных характерны плохие жилищные условия, скученность и минимум социальной интеграции, которая, как правило, ограничивается пределами семьи. Однако иногда в трущобах возникают временные неформальные группировки или добровольные объединения (например, банды).
3. Бедные люди зачастую исключены из основных социальных институтов. Они не получают медицинскую помощь, не принимают участия в выборах, не являются членами сообществ, которые могли бы в том числе оказать им помощь.
4. В некоторых случаях бедные люди и средний класс заявляют одинаковые ценности, но у бедных нет возможности реализовывать их. Например, декларируется важность юридического или церковного брака, но в действительности свадьбы происходят очень редко.
5. Также Льюис выделяет некоторые психологические характеристики: чувство маргинальности, беспомощности, зависимости и неполноценности. При этом сами характеристики, взятые по отдельности, не являются репрезентативными для культуры бедности — важно, подчеркивает Льюис, их сочетание с другими факторами.

Что не так с культурной бедности? Критика концепции

Предложенная Оскаром Льюисом концепция подверглась жестокой критике со многих сторон. Если попытаться ее как-то систематизировать, то можно выделить три основных пункта.

Самая существенная часть критических замечаний связана с тем, что можно было бы обозначить как психологический редукционизм и радикальный индивидуализм. Иначе говоря, согласно концепции Льюиса, получается, что окружающий мир влияет на людей в раннем возрасте, а потом будто бы перестает. В итоге выходит довольно грустная картина, где никакие изменения невозможны, а бедные останутся бедными и будут вести себя в соответствии с давно сформировавшейся в них системой ценностей, что бы мы ни делали:

«К шести или семи годам дети из трущоб обычно усваивают основные ценности и взгляды своей субкультуры и оказываются психологически не приспособлены к тому, чтобы в полной мере использовать меняющиеся условия или возросшие возможности».

Lewis, O., 1966. La Vida: A Puerto Rican Family in the Culture of Poverty — San Juan and New York. Random House, New York

Зачастую из этого вырастал ряд чисто идеологических обвинений. Культуру бедности провозглашали удобным политическим инструментом, который очень хорошо работает на руку богатым сословиям. Теперь бедные оказываются во всем виноваты сами и есть легитимная причина не тратить деньги на помощь нуждающимся.

«Культура бедности, как указывает Хилан Льюис, имеет фундаментальную политическую природу. <…> Это, как утверждает Льюис (1971), „идея, в которую люди верят, хотят верить и, возможно, должны верить“. Они хотят верить, что повышение доходов бедных не изменит их образа жизни или ценностей, что это просто направит большие суммы денег в бездонные, саморазрушающиеся ямы».

Stack, C. B., 1974. All Our Kin: Strategies For Survival In A Black Community. Harper & Row

Сам Оскар Льюис прикладного значения своих исследований не отрицал, но видел их несколько в другом свете. Для него понятие культуры бедности было важно в том числе как инструмент в борьбе с заблуждениями, предписывающими бедность некоторым моделям поведения, которые присущи определенным этническим, национальным или региональным группам.

Наконец, некоторые исследователи критикуют Льюиса, утверждая, что ценностный разрыв, который он отмечает, не столь велик, а это значит, что никакой собственной субкультуры у бедных вообще нет (например, можно посмотреть эту работу о жителях Тель-Авива). Здесь, однако, возникает проблема с тем, что отсутствие культуры бедности в рамках одного общества никак не доказывает невозможность ее существования в другом.

Однако нельзя не заметить проблему необоснованной генерализации, когда Льюис утверждает, что культура бедности выходит за рамки национальных границ и более мелких территориальных делений, везде демонстрируя поразительное сходство в составе семей, в межличностных отношениях, в тратах и системах ценностей. Несмотря на то что он проводил исследования в нескольких городах и странах, такое утверждение кажется всё же слишком сильным.

В сегодняшних исследованиях о культуре бедности скорее ставится вопрос о наличии ценностного разрыва между слоями населения с разным уровнем дохода. Так, несколько лет назад, используя данные общероссийских опросов, исследователи из Высшей школы экономики анализировали нормы и жизненные установки живущих в бедности россиян. В частности, затрагивались темы трудовой мотивации, значимости материального благополучия, ценности равенства, свободы, нонконформизма. Результаты анализа показали, что сегодня говорить о существовании в России субкультуры бедности нельзя. Однако исследователи отмечают, что в ряде вопросов уже сейчас можно увидеть статистически значимые различия.

Например, среди бедного населения ярче выражено стремление к конформизму, а также преобладает склонность приписывать свои успехи и неудачи внешним факторам.

Если зафиксированные различия будут нарастать, в обществе может произойти ценностный раскол — глубокое разделение внутри общества на основании представлений о значимых нормах, идеалах. И тогда бедное население окажется не просто группой с более низким уровнем дохода, но действительно особой субкультурой со своими жизненными правилами и установками, что затруднит реинтеграцию ее членов в общество.

Габитус как усвоенный стиль жизни

Несмотря на всю существующую критику, не один Оскар Льюис отмечал, что связь между доходами и образом жизни не столь проста, как может казаться на первый взгляд. Например, американский экономист Милтон Фридман выдвинул теорию, согласно которой потребление домохозяйства зависит в первую очередь не от текущего дохода, а от некоторого постоянного/прогнозируемого дохода. То есть если, например, семья получила в этом месяце меньше денег, чем обычно, но считает, что это временная ситуация, то она вряд ли сильно сократит расходы, скорее всего, необходимая сумма будет взята в кредит или одолжена у знакомых. Такая ситуация может продолжаться достаточно долго, вгоняя домохозяйство во всё более тяжелое положение. При этом верна и обратная ситуация: неожиданное увеличение актуального дохода с малой долей вероятности приведет к радикальным переменам в потребительских расходах.

Но самую близкую к идеям Льюиса интуицию можно найти в работах французского социолога Пьера Бурдье. Согласно его теории, каждый из нас, в зависимости от обстоятельств, в которых он рос и воспитывался, приобретает определенную внутреннюю конституцию — габитус, — которая определяет то, как мы говорим, что мы едим, как ходим, какую одежду выбираем и на чьих картинах останавливаем свой взгляд. Например, в одной из серий «Секса в большом городе» Кэрри яростно доказывала своему парню-писателю, что в его книге есть один недочет: никогда девушка с Манхэттена не будет носить тряпичную резинку для волос!

Девушка с Манхэттена и тряпичная резинка располагаются на очень разных координатах социального пространства и пересечься просто не могут.

Более того, согласно Бурдье, габитус подсказывает нам, каково наше место в социальном пространстве. Он определяет, за какие задачи мы считаем возможным для себя браться, какие мечты рисуем, на какую карьерную траекторию рассчитываем. Стоит вспомнить бедного гоголевского титулярного советника Акакия Акакиевича, чьим пределом мечтаний была новая шинель, на которую он так долго копил. Иначе говоря, если следовать за Бурдье, получается, что дети, которые воспитывались в бедности, в дальнейшем не дерзнут ставить перед собой «большие цели» — просто потому, что их габитус будет упорно им подсказывать, что это не для них.

«Габитус ответствен за то, что совокупность практик агента (или группы агентов, являющихся продуктом сходных условий) имеет систематический характер, являясь результатом применения идентичных (или взаимно конвертируемых) схем, и одновременно с этим систематически отличается от практик, образующих другой стиль жизни».

П, Бурдье, 2005. Различение: социальная критика суждения. Экономическая социология, 6(3), с. 27

Так Бурдье приходит к сходным с Льюисом выводам, пусть и иным путем. Он говорит, что пока у бедных людей не изменится габитус, все дополнительные возможности, материальная помощь и иные виды поддержки, которые будут им предоставлены, не повлекут за собой существенных изменений в их образе жизни. В качестве примера Бурдье приводит историю о пищевых практиках. Казалось бы, получив повышение, рабочий должен начать покупать более качественные продукты и вообще изменить свой рацион, сделав его более полезным. Однако зачастую изменения диеты не происходит, а начальник цеха, который был рабочим, просто начинает в больших количествах покупать то, чем давно привык питаться: макароны со свининой не заменяются ягненком с брокколи.

«Вкус — это то, благодаря чему мы имеем то, что любим, потому что любим то, что имеем, иными словами, это те свойства, которые приданы нам de facto в распределениях и приписаны нам de jure в классификациях».

Бурдье., П. 2005. Различение: социальная критика суждения. Экономическая социология, 6(3), с. 29

С одной стороны, мы вновь оказываемся перед схожей проблемой, где бедные имеют «плохой» габитус, который в любом случае вынудит их оставаться бедными. Но, с другой, работы О. Льюиса и П. Бурдье обращают наше внимание на то, что исключительно материальная помощь вряд ли может являться успешным инструментом в борьбе с бедностью. Ведь тогда люди оказываются полностью зависимыми от предоставляемых выплат, а как только выплаты уменьшаются или прекращаются, снова падают в нищету. Таким образом, для преодоления ловушки бедности социальная интеграция важна не меньше, чем накопление достаточного экономического капитала.