Биомедицинские достижения последних десятилетий принесли чрезвычайную пользу – в первую очередь для бедных всего мира, чья средняя продолжительность жизни резко возросла. Но будущее выглядит опаснее. Несмотря на то, что продолжающиеся инновации будут способствовать дальнейшему улучшению жизни людей, они также приведут к новым угрозам и обострят некоторые дилеммы этического характера, касающиеся самой человеческой жизни.

Во-первых, некоторые ученые ищут все более экстремальные способы, позволяющие продлить людям жизнь. И, хотя мы почти наверняка приветствовали бы более долгую, здоровую жизнь, многие из нас не хотели бы оттягивать вещи, если качество жизни или прогнозы упадут ниже определенного порога. Мы боимся цепляться за, скажем, слабоумие и быть обузой, и вызывать сочувствие окружающих.

Медицинский прогресс также размывает грани между жизнью и смертью. Сегодня под смертью обычно понимают «смерть мозга», когда исчезают все измеримые признаки мозговой активности. Но сейчас появились предложения искусственно перезапустить сердце после «смерти мозга», чтобы как можно дольше сохранить «свежими» пересаживаемые донорские органы.

Такой шаг мог бы добавить моральной двусмысленности к хирургии пересадки органов. Например, недобросовестные «агенты» уже убеждают людей в менее развитых странах продавать свои органы, которые затем будут перепроданы по гораздо более высокой цене в пользу богатых потенциальных реципиентов.

Эти неопределенности и нехватка доноров органов будут только расти. Поэтому, одним из приоритетов является сделать ксенотрансплантацию – извлечение органов у свиней или других животных для использования человеком – рутинной и безопасной. Еще лучшим вариантом, хотя и в более отдаленном будущем, могла бы стать 3D-печать заменяемых органов с использованием методов, аналогичных тем, которые разрабатываются в настоящее время для изготовления искусственного мяса.

Достижения в микробиологии также могут оказаться «палкой о двух концах». Безусловно, лучшая диагностика, вакцины и антибиотики должны помогать поддерживать здоровье, бороться с болезнями и сдерживать пандемии. Но именно этот прогресс вызвал опасную эволюционную контратаку самих патогенов, когда бактерии стали резистентны к антибиотикам, используемым для их подавления.

Эта растущая резистентность уже привела к возвращению туберкулеза. Без новых антибиотиков риски, связанные с неизлечимыми послеоперационными инфекциями, вернутся туда, где они были столетие назад. Таким образом, предотвращение чрезмерного использования существующих антибиотиков – в том числе у крупного рогатого скота в США – и стимулирование разработки новых методов лечения является неотложной краткосрочной и долгосрочной приоритетной задачей.

И все же, в погоне за разработкой улучшенных вакцин, также существуют риски. В 2011 году, исследователи из Нидерландов и Соединенных Штатов продемонстрировали, что оказалось удивительно просто сделать вирус гриппа H5N1 более вирулентным и более передаваемым. Некоторые утверждали, что, находясь на шаг впереди естественных мутаций, будет проще производить вакцины в короткие сроки. Но критики экспериментов указали на повышенный риск непреднамеренного высвобождения опасных вирусов или получение биотеррористами доступа к новым технологиям.

Быстрые инновации в области биотехнологий требуют от нас изучения правил, обеспечивающих безопасность экспериментов, контроля над распространением потенциально опасных знаний и соблюдения этических норм при применении новых методов. Но эффективное применение таких правил во всем мире будет практически невозможным. Если что-то можно сделать, то кто-то, где-то это сделает. И это потенциально пугающая перспектива.

Принимая во внимание, что производство ядерного оружия требует разработки специализированных технологий, биотехнология включает в себя мелкомасштабное оборудование двойного назначения. Действительно, биохакинг становится все более популярным хобби и соревновательной игрой. Поскольку наш мир стал настолько взаимосвязанным, масштаб наихудших потенциальных био-катастроф выше, чем когда-либо. Вместе с тем, слишком много людей это отрицают.

Сегодня, естественная пандемия будет иметь гораздо большее социальное воздействие, чем в прошлом. Например, европейцы середины четырнадцатого века по вполне понятным причинам были фаталистами, и деревни продолжали жить, даже когда Черная смерть убивала половину их жителей. Но в наши дни, во многих развитых странах убеждение, что тебе все должны настолько сильное, что как только пандемия захлестнет систему здравоохранения, социальный порядок просто рухнет.

Равно как и запугивание для привлечения внимания к человеческому риску, связанному с биологической ошибкой или биологическим террором. В конце концов, распространение искусственно высвобожденного патогена невозможно ни предсказать, ни контролировать. Данный факт препятствует использованию биологического оружия правительствами или даже террористическими группами в определенных целях. Но не факт, что неуравновешенный одиночка с опытом в области биотехнологий почувствует себя таким стесненным, если вдруг ему или ей покажется, что на планете слишком много людей.

Как био ошибка, так и биотеррор вполне возможны в течение следующих десяти-пятнадцати лет. И в долгосрочной перспективе, как только станет возможной разработка и синтезирование вирусов, риск только возрастет. Главным кошмаром станет крайне смертоносное биооружие, обладающее трансмиссивностью обычной простуды.

Вместе с тем, пожалуй, наибольшая дилемма относится к самим людям. В какой-то момент в будущем, генетические модификации и киборг технологии могут сделать человека умственно и физически податливым. Более того, такая эволюция – своего рода светский «разумный замысел» – займет всего несколько столетий, в отличие от тысяч веков, необходимых для эволюции Дарвина.

Это действительно изменило бы правила игры. Сегодня, когда мы восхищаемся литературой и артефактами, которые сохранились с древности, мы чувствуем близость тысячелетий к тем древним художникам и их цивилизациям. За тысячелетия «человеческая природа» не изменилась.

Но нет никаких оснований предполагать, что спустя несколько столетий доминирующие интеллектуалы будут иметь с нами какой-либо эмоциональный резонанс, даже несмотря на то, что у них может быть алгоритмическое понимание того, как мы себя вели. Будут ли они вообще узнаваемы как люди? Или, к тому времени электронные субъекты захватят весь мир? Остается только догадываться.