По данным таджикских властей, в сирийском конфликте принимают участие до 500 граждан Таджикистана, при этом по официальным сообщениям более 150 граждан страны уже погибли.

На войну в Сирию едут молодые люди от 19 до 45 лет, нередко отправляясь в опасное путешествие вместе с женами и детьми. Таджикские граждане попадают в Сирию через территорию России, Пакистана, Турции, Афганистана и воюют на стороне экстремисткой группировки "Исламское государство".

В последнее время большинство новых сторонников из числа таджикских граждан вербовщики ИГ находят среди таджикских трудовых мигрантов в России.

30-летняя жительница Душанбе Джамолби Хамидова почти год провела в Сирии. Время, проведенное там, она вспоминает с ужасом. Пережитое не дает ей покоя до сих пор. Она с трудом верит, что ей удалось спастись и живой вернуться на родину после смерти своего мужа Шарифа Хамидова, погибшего в Сирии, пишет Русская служба "Би-би-си".

- Как вы оказались в Сирии?

- Нас с мужем познакомили соседи, которые сказали, что хороший молодой человек ищет невесту. Мы встретились, понравились друг другу и поженились. Я сама окончила три класса начальной школы. Читаю и пишу с трудом. Мой папа инвалид, а мама домохозяйка. У родителей не было средств, чтобы дать мне, сестрам и братьям образование, поэтому никто из нас не имеет даже аттестата о среднем образовании.

Мы с мужем поехали в Краснодар на заработки. Муж работал на стройке. Нам хотелось заработать денег, чтобы купить себе домик или земельный участок. Нам очень хотелось иметь свой собственный уголок, где было бы хорошо нам и нашим будущим детям.

Так прошел год в России. Однажды, когда мы с мужем смотрели новости по российскому каналу, показали репортаж о боевых действиях в Сирии. И вдруг Шариф говорит, что он хочет поехать туда воевать. Я оторопела от такого заявления.

Я не могла поверить, что добрый, спокойный, доверчивый и очень открытый человек заговорил о желании воевать. Мы с ним поругались. Я была против этой идеи. Мне и в голову не могло прийти такое. Я была так далека от Сирии, войны и джихада. Я мечтала о собственном доме и детях, о большой дружной семье.

Увидев мою реакцию, муж больше к этому разговору не возвращался, и я тоже подумала, что это была неудачная шутка.

Шариф был религиозным человеком из такой же семьи. Даже в России старался не пропускать молитвы и посещать мечеть.

Зарабатывал муж очень мало, едва хватало на оплату съемной квартиры, откладывать деньги у нас не получалось.

Но однажды Шариф заявил мне, что летит в Турцию на заработки, фактически поставив меня перед фактом. Я осталась в доме его друга, а уже через месяц муж меня вызвал к себе, сказав, что устроился на работу в Стамбуле.

- И вы полетели к мужу в Стамбул?

- Мне очень понравился Стамбул. Красивый город. Меня встретил муж. Пока мы ехали на автобусе, я представила, как было бы здорово здесь устроиться на работу и жить в этом прекрасном месте.

На все мои вопросы о том, куда мы едем, где будем жить, Шариф не отвечал. Ехали почти сутки, пока, наконец, не добрались до какого-то места, где пересели в машину.

Через несколько часов машина нас привезла к пустынной местности, и здесь уже муж приказал мне молчать и бежать, что есть сил. Зачем? Куда? Шариф сказал, что не время задавать вопросы, нужно просто быстро бежать.

В машине нас было четверо, включая русскую девушку, которая тоже направлялась в Сирию. И я побежала. Бежала долго, пока совсем не выбилась из сил. Это случилось в месяц Рамазан, поэтому сил особо не было, я была голодная и усталая.

Я начала плакать, пыталась узнать, где мы. Муж признался, что это Сирия, и что не каждому в жизни выпадает такое счастье быть здесь. Я начала кричать, что не хочу здесь жить, что он меня обманул, поступил нечестно, на что в ответ услышала его слова о том, что могу уходить, если захочу. Но куда уйти? Я оглянулась, а кругом пустыня. У меня нет денег, я не знаю языка, мне сложно понять, как возвращаться.

И я смирилась. На сирийской территории нас встретили и отвезли в большой дом. В этом доме проживали два брата-араба со своими женами. Нам дали одну комнатку. Через неделю нас отвезли в другой дом. Я даже не знаю, как назывались эти селения. Кругом горы, почти не было зелени.

- А что делал ваш муж?

- Мужа я почти не видела. Я жила в доме с другими женщинами. Там были арабы, узбечки, русские и чеченки. Муж приезжал раз в неделю, иногда один раз в две недели, привозил продукты – картофель и макароны.

У всех женщин, которые находись в одном доме со мной, мужья воевали на стороне ИГИЛ.

Еда была очень невкусной, но, учитывая наше положение, выбирать не приходилось.

Общались мы в основном жестикуляцией. Было много беременных с детьми.

Всякий раз, когда населенные пункты, где мы проживали, подвергались авианалетам, мы собирались в одной комнате, прижимались друг к другу и плакали. Дети кричали, а мы плакали и молили о спасении. Невозможно передать, как это страшно. Ждать, убьют нас сегодня или нет. Все жалели, что приехали. Они не понимали, зачем мужья обрекли детей и их на эти страдания.

Из дома нельзя выходить, лекарств нет, продукты не привозят. Мы голодные. Женщинам нельзя было выходить из своих комнат. Выходили только по крайней нужде, например, в туалет, который был во дворе, или еду приготовить. Еду готовили на костре.

При выходе надевали перчатки и накидывали паранджу с сеточкой на лице. Разговаривать, смеяться, гулять было запрещено.

В комнатах по пять-шесть человек, спали на тоненьких матрасах. В комнатах никакой мебели: голый пол и матрасы. Нет электричества, кондиционеров, вентиляторов, нет воды.

Особенно мучительно было в жару. Воду приходилось покупать. Редко удавалось купаться. В основном воду тратили только на еду и питье.

Летом было очень жарко, кусали комары, а ближе к зиме было очень холодно, но у нас не имелось никакой теплой одежды. Вот мы телами друг друга и согревали.

Дети часто болели, но не было никаких лекарств, докторов, аптек. Ребенок лежит и мучается, а мать ничего сделать не может. Я видела, как мамы смотрели на мучения детей и рыдали от безысходности.

Мужчины очень грубо с нами обращались. За открытое лицо могли избить. Но дышать в такой жаре через сеточку на лице очень тяжело. Вся одежда на нас была из синтетики.

Все бытовые удобства на улице. Мы быстро выбегали на улицу в туалет и сразу домой. Боялись попадаться на глаза мужчинам.

За все время, проведенное в Сирии, я ни разу не говорила с родителями по телефону. У нас не было возможности связаться с кем-либо. Мы жили в замкнутом пространстве.

Нам запрещали всякое общение. И никто не решался просить, потому что боевики не были склонны к разговору.

Мы меняли квартиры каждый месяц.

А потом муж пропал на целый месяц, а когда появился, я с трудом узнала его. Раненый, весь в крови, бледный, худой, еле передвигался. На животе четыре шва. Я ухаживала за ним, но ему нужны были лекарства, хорошее питание, а у нас не было ни денег, ни лекарств, ни воды. За все это время никто ни разу нас не навестил.

- Муж вам рассказывал о том, зачем он лично поехал в Сирию? Это была какая-то идея, желание присоединиться к джихаду или заработать денег?

- Муж очень сильно пожалел, что приехал в Сирию. Он весь отек, раны кровоточили, не мог заснуть от боли. Он каялся, говорил, что его обманули, что были другие обещания.

Но что ему обещали, он так и не рассказал. Я знала, что каждый месяц ему платили по сто долларов, на которые он покупал продукты питания для меня. Но после ранения нам никто не помогал.

Так продолжалось недели две. Но затем за ним пришли арабы и увели его. Насильно. Он почти не мог передвигаться. Мы попрощались.

Я почувствовала, что вижу его в последний раз. Он сказал, что вряд ли вернется на этот раз. Простился со мной. Сказал, что очень сожалеет обо всем, но обратной дороги нет. Пожелал мне счастья.

Прошло еще две недели, а потом приехали какие-то мужчины и показали в телефоне фотографию мужа. Он лежал с открытым ртом и глазами. Мертвый. У меня уже не было сил даже плакать. Он был очень хорошим человеком.

Вы представляете положение женщины в чужой стране, где идет война, где нет ни знакомых, никого?! Что мне делать? Как спастись?

Так прошла неделя, а потом за мной заехали люди и велели ехать с ними. Спросить куда - я боялась, да и бесполезно, никто бы и не ответил. Арабского языка я не знала, они не знали русского или таджикского.

Я попыталась им на жестах объяснить, чтобы они отпустили меня домой, на родину, в Таджикистан. В таджикском языке немало арабских слов и я пыталась объясниться, как могла.

Но мне порекомендовали остаться и выдали замуж во второй раз. Никто моего желания не спрашивал. Просто привели мужчину, посадили нас, провели обряд и моим новым мужем стал дагестанец.

Никто не спрашивает твоего согласия. Ты там и не пытаешься сопротивляться, потому что знаешь: это общение с очень страшными людьми, которым ничего не стоит тебя убить. Ты просто вещь. Они предлагают без обсуждения. За любое неповиновение могли избить, убить.

Со своим новым мужем я прожила месяц. Общались на русском языке. Это нереально страшно. Ты абсолютно несвободна, в полной зависимости. Тебя ограничивают в передвижениях. Могут избить, продать, изнасиловать, убить. С тобой могут сделать что угодно.

При этом с этими людьми невозможно договориться, убедить их, разжалобить. В них нет сочувствия, они равнодушны к твоим страданиям, чувствам и судьбе.

Для них женщина в принципе ничего не стоящее существо, предназначенное лишь для выполнения определенных функций. С мужчинами женщина не имеет право спорить.

Женщин с детьми, чьи мужья умирали, выдавали замуж повторно. Многие из них очень тяжело принимали все это, но обстоятельства вынуждали их. Им некуда было идти. Необразованные, не имеющие никакой специальности, без родных и надежды на будущее.

Это страшно, когда ты настолько зависима от обстоятельств, что даже эти чудовищные условия кажутся лучшими, чем свободная и самостоятельная жизнь, в которой, им казалось, они ничего не умеют делать. Они покорно смирились с той дикой жизнью.

- Как вам удалось вернуться на родину?

- В нашем доме жила турчанка с детьми. Она была беременна. Ей сообщили, что мужа убили. И собирались ее повторно выдать замуж. Но она постоянно плакала, дети болели. И она, я и еще одна чеченка упросили местных жителей селения, в котором мы жили, помочь нам добраться до границы с Турцией.

Мы практически сбежали. Мой новый муж ничего не знал ни о моих намерениях, ни о том, что я сбежала.

Нас довезли на машине до границы. На этот раз линия границы представляла собой длинную железную сетку. Днем перейти ее мы не могли. Пограничники стреляли, а ночью арабы нам показали большую дыру в сетке, через которую мы с детьми перелезли.

Ближе к рассвету мы добрались до места, где стояли машины и нас отвезли в Стамбул. У меня были небольшие сбережения, оставшиеся от мужа.

В Стамбуле меня остановила полиция. При себе у меня были документы, но с просроченной визой.

В полиции я все объяснила и меня поместили в центр для иммигрантов. Полицейские спросили, хочу ли я вернуться на родину. Я дала согласие. И турецкая сторона купила мне билет в Душанбе.

В аэропорту я все рассказала таджикским милиционерам. С пониманием отнеслись к моей истории, хотя я боялась, что могут арестовать. Четыре дня меня продержали в изоляторе. После проверки отпустили. Связались с родителями, они приехали за мной.

Правда, меня до сих пор мучают воспоминания.

Мой муж был очень доверчивым и добрым, но не очень образованным человеком. Его было легко обмануть. Он стал жертвой обмана. Я думаю, что вербовщики пользуются доверчивостью. Я осталась одна, детей у меня нет.

Я призываю девочек, женщин: не повторяйте моих ошибок! Вы потеряете все, что вам дорого