Четверть века назад британские политики разработали, как казалось, удачную финансовую политику, но сегодня наконец правда вылезла наружу, пишет The Telegraph. Мир может дорого заплатить за совершенные ошибки, но пока их последствия ощущают на себе только британцы, и они уже готовы взяться за оружие.

Великобритания отклоняется влево как в моральном, так и в культурном плане из-за растущей инфляции и обесценивания денег.

История преподала нам важный урок: верный способ уничтожить цивилизацию — обесценить её валюту. Только вот политическая и финансовая элита позабыла об этом в своей напрасной и безнадежной попытке сделать вид, что мы всё ещё можем жить не по средствам.

Как в Великобритании, так и за её пределами высокомерие, пренебрежительное отношение, экономическая амнезия и кратковременные некомпетентные решения годами разрушали денежно-кредитную политику. В результате капитализм начал терять способность работать эффективно и сбалансированно. Одержимость практически нулевыми процентными ставками и количественным смягчением приводит к неправильному перераспределению, помогает выдохшимся политикам и даёт власть зомбированному классу непродуктивных бюрократов из сферы бизнеса.

Последним отвратительным проявлением этой неудачной попытки противостоять тяжелой экономической ситуации стал скачок потребительских цен. Тех, у кого были сбережения, ограбили: за прошедший год растущая инфляция незаметно отняла как минимум 4,2%, а может даже и целых 6% от средств на банковских счетах. Зарплата среднестатистического рабочего снизилась в реальном выражении. Десятки миллионов рабочих, к своему растущему неудовольствию, наблюдают, как покупательская способность падает на глазах, а ведь ещё не подорожала национальная страховка. И это всё несмотря на разговоры об «уравнивании» и реальный рост оплаты труда в некоторых областях, например, у водителей грузовиков. 

Четверть века назад лейбористы и наученные опытом 70-х и 80-х тори приняли идею твёрдой валюты, что в итоге привело к независимости Банка Англии. Сейчас понятно, что план оказался провальным: как и в остальных областях экономики, мы пошли по пути регресса. Традиционно считалось, что Банк не может сам заставить экономику расти: он может всё испортить или сгладить неровности, но точно не обогатить нас. Эта задача принадлежала частному сектору и правительственной политике в области налогообложения и расходов. Лучшее, что мог сделать банк, — поддержать низкую и стабильную инфляцию.

Три фактора изменили эту идею, вытеснив её новым, токсичным групповым мышлением. Во-первых, до недавнего времени казалось, что низкие ставки и денежная эмиссия не могут спровоцировать большой рост потребительских цен. Так сложилось ошибочное мнение о том, что глобализация и технологии укротили инфляцию (при этом из виду упускают, что с 1997 года цены на товары и услуги в Великобритании выросли примерно на 90%). Во-вторых, идеологически бесконтрольные тори больше понятия не имеют как повысить ВВП на душу населения: планируемая декарбонизация и увеличение расходов на северную часть страны не урезают его. Тори считают, что рост замедлился по естественным причинам, и не могут признать, что виной всему новые нормативные ограничения, дисфункциональные и тормозящие развитие системы налогообложения, образования и социального обеспечения и, конечно, денежно-кредитная политика. И, наконец, во время финансового кризиса государственные деятели поняли, — можно положиться на центральные банки, которые напечатают больше денег и спасут их. Центральные банки, в свою очередь, смогли избежать ответственности за ужасные ошибки, создав себе имидж героев и спасителей мира. 

Что мы имеем в итоге? Политики и банкиры, сговорившись, закрывают глаза на инфляцию и набивают экономику дешёвыми деньгами, чтобы хоть как-то удержать рост. Они поддерживают налоги и расходы, повышают стоимость активов, чтобы одурачить большинство и заставить его думать, что оно становится богаче. Банк не хочет, чтобы его винили в разрушении экономики или сокращении государственных расходов. Министерство финансов, пристрастившееся к низким ставкам, делает вид, что инфляция его не касается, и прекрасно осознаёт, что Банк Англии спас себя, наштамповав во время пандемии кучу денег.

Однако чрезмерный рост инфляции — это всего лишь видимый симптом болезни, уничтожающей наше общество: эгоистичные интересы правящего политико-технократического класса привели к катастрофическим последствиям, которые усиливают сами себя.

Дешёвые и лёгкие деньги разрушают консерватизм и либерализм и уводят Великобританию влево в политическом, культурном и моральном плане. С одной стороны, работа стала менее оплачиваемой, а с другой — за последнюю пару десятилетий ультранизкие займы и количественное смягчение заметно обогатили 65% населения, владеющего домами, в то время как 35% тех, у кого их нет, оказались отброшены назад. Владельцы некоторых финансовых активов достигли хороших результатов благодаря дешёвым кредитам, аналогичная ситуация и с теми, кому индексируют пенсию, а вот другие держатели сбережений пострадали. Кредиторы проигрывают, должники выигрывают.

Это не настоящий свободно-рыночный капитализм, а его извращённое подобие, разрушающее общественный договор и подрывающее институт семьи. Оно посылает дестабилизирующий сигнал о том, что единственный способ разбогатеть — быть уже богатым, что бережливость и тяжкий труд — пустая трата времени, отложенное вознаграждение — для дураков, а гедонизм, финансируемый долгами, решит все проблемы. Это приведет к чудовищной классовой войне, крайне левые потребуют ввести налог на дорогую недвижимость и вообще на всё богатство, повысить минимальные зарплаты и развязать руки профсоюзам, разрушив всё то, что осталось от экономики.

Дешёвые деньги уже убедили политиков, что в бюджете больше нет ограничений и расходовать теперь безопасно. Народное количественное смягчение, изначально продвигаемое крайне левыми, сегодня получило широкое распространение; многие «эксперты» теперь говорят, что наш «чрезвычайно низкий» государственный долг следует увеличить хотя бы на 50%.

Дешёвые деньги также поспособствовали развитию прогрессивных корпораций, в том числе непродуктивного, но высокооплачиваемого сегмента среднего класса, занимающегося демонстрацией морального превосходства. Нанося вред таким надёжным видам сбережений как наличные и первоклассные ценные бумаги, инфляция подстегнула более рискованные инвестиции в акции и облигации и помогла менеджерам крупных фондов, особенно индексных, усилить хватку. Эти фонды не пытаются победить рынок. Они примерили на себя альтернативную роль прогрессивных вышибал, заставляющих частные фирмы подписываться на проекты по бесконечному достижению экологических и общественных показателей.

Из-за дешёвых денег компании участвуют в низкоприбыльных проектах, становятся ленивыми и менее эффективными. Это укрепило худший вид корпоративной бюрократии, подорвало активность многих фирм, которые теперь жертвуют прибылью ради прогрессивности.

Это безумие должно прекратиться. Банк Англии должен повысить процентные ставки. Мы должны уйти от количественного смягчения. Правительство должно следить за расходами. Или так, или ждите, когда наконец наступит самая большая финансовая расплата в истории и общество лишится последнего, что у него осталось.

Почему компании пересматривают планы, где им размещать производство

Очереди судов в портах, длительные задержки морских перевозок, взлетевшая до небес стоимость транспортировки. Всё это свидетельства хаоса, который продолжает сеять Covid-19 в глобальных производственно-сбытовых цепочках (ГПСЦ)

Компании сейчас пересматривают планы, где им размещать (или куда перемещать) производство; нужно ли им – и в каких объёмах – дублировать деятельность; какие запасы продукции следует иметь для защиты от будущих шоков. Последствия этого сказываются на всей мировой экономике, создавая дополнительную неопределённость и замедляя темпы восстановления экономики. Кроме того, сейчас, когда проходит встреча политических лидеров в Глазго на Конференции ООН по изменению климата (СОР26), нарастают требования декарбонизировать производство и транспортировку в рамках ГПСЦ.

Вопрос, как быстро это произойдёт, имеет большое значение. На долю ГПСЦ приходится половина мирового экспорта, а доля развивающихся стран в этих производственных сетях значительно возросла после мирового финансового кризиса 2008 года. Например, странам с низкими и средними доходами больше не нужно производить целый автомобиль, чтобы войти в состав глобальной цепочки производства автомобилей: достаточно специализации на одном маленьком компоненте.

На этом фоне новый доклад Азиатского банка инфраструктурных инвестиций анализирует влияние пандемии на ГПСЦ и показывает, как они могут послужить инструментом для достижения поставленной в Парижском климатическом соглашении 2015 года цели – ограничить глобальное потепление 1,5º по Цельсию относительно доиндустриальных уровней.

История предыдущих кризисов, серьёзно нарушивших работу ключевых производственных цепочек (например, землетрясение Цзицзи в 1999 году и атомная катастрофа в Фукусиме в 2011 году), позволяет сделать вывод, что необходимость поддерживать высокую эффективность и сильная зависимость от личного доверия в отношениях поставщиков способствует возврату к прежнему статус-кво. Если эта тенденция продолжится, тогда нынешний сбой и географические изменения в ГПСЦ, вызванные пандемией, окажутся временными и самоустранятся по мере нормализации ситуации в мире.

Тем не менее, на этот раз всё может быть иначе, потому что Covid-19 нанёс по мировой экономической системе намного более широкий удар, а вызванный пандемией шок продолжается намного дольше, чем в большинстве предыдущих случаев. Текущие последствия пандемии объясняются в меньшей степени первоначальным закрытием Китая в начале 2020 года (китайская экономика и ГПСЦ восстановились затем с поразительной скоростью) и в большей – быстрым повышением спроса, спровоцированным огромными суммами государственного стимулирования и расходованием накопленных сбережений. Рассинхронизированное открытие экономики разных стран также способствовало усилению сбоев в поставках.

Могут потребоваться годы, чтобы осознать влияние кризиса Covid-19 на ГПСЦ. Пандемия могла спровоцировать фундаментальное переосмысление способов организации этих цепочек и подходов к размещению производству. Устойчивость, то есть способность быстро восстанавливаться после шоков, стала ключевым словом в этих дискуссиях. Одновременно геополитические проблемы создают давление на страны, вынуждая их сокращать зависимость от поставок из отдельных стран, при этом разрыв связей в важных высокотехнологических отраслях уже начался.

Новейшие всплески цен на энергоресурсы напоминают нам, что ГПСЦ будут сталкиваться с ещё более серьёзными проблемами в условиях, когда мир стремится ускорить переход к нетто-нулевым выбросам углекислого газа. Поскольку производство в рамках ГПСЦ географически разбросано, а промежуточные товары поставляются взад-вперёд через границы и на дальние расстояния, требования по декарбонизации производственных цепочек нарастают. Тем временем сами развивающиеся страны и страны с новой экономики обязаны выполнять обязательства по национально определяемым вкладам в рамках Парижского соглашения.

Впрочем, такое стремление декарбонизировать ГПСЦ открывает великолепную возможность ускорить переход к нетто-нулевым выбросам. Поскольку производственные сети опираются на способность лидирующих компаний повышать эффективность по всей цепочке, эти компании способны сыграть важную роль в реализации повестки перехода к нетто-нулевым выбросам в разных странах и отраслях. Многие из них уже взяли на себя обязательства стать углеродно-нейтральными к 2050 году, при этом центральные банки создают давление на кредиторов этих компаний, требуя от них сокращения климатических рисков в своих кредитных портфелях.

В то же время страны, желающие привлекать и удерживать инвестиции ГПСЦ, получат дополнительный стимул предлагать им зелёную инфраструктуру, в частности доступ к возобновляемой энергетике, к мультимодальным транспортным системам с нулевыми выбросами парниковых газов, к высокоскоростному интернету. И поэтому зелёный переход может стать конкурентным преимуществом для развивающихся стран, которые стремятся вступить в глобальные производственные системы и выполнить свои парижские обязательства. Повышение интереса со стороны правительств может, в свою очередь, стимулировать ведущие компании участвовать в совместных инвестициях в декарбонизацию.

Для реализации полного потенциала этого благотворного круга, создаваемого декарбонизационным давлением на лидирующие компании ГПСЦ и на страны, в которых они действуют, необходимо повышать прозрачность и прослеживаемость на всех уровнях производства и во всех аспектах производственных цепочек. Без тщательного измерения углеродного следа и последовательного внедрения международных стандартов рыночные силы и регуляторы не смогут сыграть свою ключевую роль.

Многосторонние банки развития могут содействовать устойчивым инвестициям в производственные цепочки, внедряя наилучшие технологии и стандарты и одновременно помогая обеспечивать прозрачность и прослеживаемость в вопросах выбросов CO2. Они могут также помогать инвесторам частного сектора в управлении политическими рисками, которые часто отпугивают от инфраструктурных инвестиций. Без частного и институционального капитала развивающиеся страны не смогут сократить своё инфраструктурное отставание от развитых стран.

Пандемия подчеркнула важность ГПСЦ для мировой экономики, особенно их помощь развивающимся странам, которые взбираются вверх по лестнице добавленной стоимости и сокращают отставание в уровне экономического процветания. Но этот кризис помог также понять ту потенциальную роль, которую ГПСЦ могут сыграть в ускорении перехода к нетто-нулевым выбросам в различных странах и отраслях. Как хорошо понимают мировые лидеры, собравшиеся сейчас в Глазго, нам понадобятся все доступные инструменты, помогающие гарантировать устойчивое будущее.

© Project Syndicate 1995–2021