Недавно американский политолог и один их лучших западных экспертов по Турции Николас Дэнфорт написал статью об этой концепции для издания War on the Rocks.

Публикуем перевод его статьи, которая представляет собой не только взвешенный взгляд на сам неоосманизм, но еще и честный взгляд американского политолога на американо-турецкие отношения. 

29 мая Турция празднует османское завоевание Константинополя в 1453 году - с наклеенными усами, костюмированными парадами и лестными сравнениями президента Реджепа Тайипа Эрдогана с султанами. Праздник стал громким символом энтузиазма Турции по поводу ее османского прошлого, что делает его хорошим поводом поразмышлять о том, имеет ли что-нибудь из этого то значение, которым его наделяют некоторые наблюдатели и аналитики.

На протяжении более десяти лет в дискуссиях о современной Турции часто упоминается идея «неоосманизма». Оставаясь неопределенным, этот термин часто служит удобным средством для обозначения чего-то агрессивного, авторитарного, ирредентистского, чрезмерно исламского или антизападного в отношении действий Эрдогана. Оглядываясь назад, проблема заключается не только в том, что этот термин не имеет смысла, но и в том, что это глубоко вводящий в заблуждение нонсенс, который подрывает способность Вашингтона прогнозировать и реагировать на турецкую политику. Отказ от этого термина раз и навсегда облегчит ясное понимание проблем, с которыми сталкиваются американские политики в отношениях с Турцией сегодня.

Неоосманизм не объясняет современную Турцию

Неоосманизм и неопределенный способ, с которым к нему часто взывают, создали два особенно проблематичных недоразумения, связанных с турецкой внутренней и внешней политикой. Во-первых, этот термин предполагает противоречие между религией и национализмом, двумя силами, которые все больше сливаются в современной турецкой политике. Во-вторых, при использовании в международном контексте для обозначения любой внешней политики, которая не нравится Западу, неоосманизм затрудняет понимание эволюции турецких стратегии и намерений.

В результате чрезмерное использование термина «неоосманизм» оставляет американских наблюдателей неподготовленными к потенциальной силе религиозного национализма в турецкой избирательной политике. В то же время он затеняет то, как националистические, исламистские и антизападные течения могут объединяться во внешней политике Турции, чтобы сделать напряженность между США и Турции еще более неразрешимой, чем она уже есть.

В сфере внутренней политики термин «неоосманский» всегда подразумевал преувеличенное противоречие между религией и национализмом в Турции. Это подразумевало, что неоосманисты, такие как Эрдоган, хотели заменить национализм республики Мустафы Кемаля Ататюрка альтернативной исламской идентичностью, коренящейся в империи, из которой она возникла.

Действительно, существует реальная и важная напряженность между исламистским мировоззрением многих последователей Эрдогана и светским национализмом Ататюрка. Но эта напряженность всегда существовала в большей части спектра, чем предполагали дискуссии о неоосманизме. В Турции существует долгая история религиозного национализма, наиболее известная по продвижению турецкими военными идей, метко названных «турецко-исламским синтезом». Более того, в странах по всему миру, в которых не было уникальной истории светского национализма Турции, религия и национализм всегда шли в серьезной связке.

В результате давнишнее увлечение «неоосманизмом» почти не предупредило о националистическом повороте Эрдогана после выборов в Турции в июне 2015 года. Более того, это заставило наблюдателей рассматривать нынешние отношения Эрдогана с активно националистической Партией националистического действия как брак по расчету или как тактический альянс для победы на выборах, а не как мощный идеологический синтез с потенциалом пережить нынешнее руководство любой партии. Действительно, Партия справедливости и развития Эрдогана (ПСР) и Партия националистического действия уже разработали поразительный символический словарь для объединения традиционной религиозной и националистической истории и иконографии (например, обращение к до-османской сельджукской истории, и к событиям вроде битвы при Манцикерте в 1071 — ГИ).

Неверное прочтение внешней политики Турции

Но именно в сфере внешней политики термин «неоосманизм» создал наибольшую путаницу. Здесь, как это ни парадоксально, комментаторы использовали его несколько взаимозаменяемо как синоним исламизма, национализма и практически всего антизападного. Короче говоря, все, что делает Турция, и что не нравится Вашингтону - будь то покупка российских зенитных ракет, или наоборот, сбивание российского самолета - можно отнести к неоосманизму. Результатом являются неправильное понимание того, как развивался антизападный турок Турции, и риски, связанные с углубленным слиянием исламистской и националистической политики, особенно в условиях серии взаимосвязанных конфликтов в Восточном Средиземноморье, в Ливии, Сирии и на Кипре.

Возьмем Сирию. С момента прихода к власти в 2002 году правительство Партии справедливости и развития следовало ряду совершенно различных мер в отношении своего южного соседа. Сначала, в 2000-х годах Эрдоган подружился с президентом Башаром Асадом. Затем, после 2010 года, он попытался свергнуть его. Наконец, с 2016 года Эрдоган неуверенно работал с Россией, чтобы оккупировать части страны Асада, для того, чтобы бороться с курдскими националистическими силами.

Все эти стратегии были когда-то названы неоосманскими, что маскирует как важные точки преемственности, так и изменения в подходе Турции к своему региону.

Во-первых, есть что-то нелепое в том, чтобы называть любую политику неоосманской в ​​каком-либо значимом историческом смысле. Арабский национализм Асада традиционно не относился к Османской империи с большим уважением. Но затем, радикальные исламисты, которых Турция поддержала, пытаясь свергнуть Асада, тоже не обязательно были в восторге от османов. В то время как турецкие исламисты рассматривают османских халифов как высшую точку исламской власти и благочестия, нетурецкие исламисты испытывают более смешанные чувства. Само движение ваххабитов возникло в оппозиции и было в конечном итоге подавлено османским правительством. ИГИЛ*, в свою очередь, осудило османских султанов как «извращенцев» и «многобожников». Это непопулярный взгляд в Турции. Наконец, сотрудничество с Россией и Ираном также явно не османское, так как обе страны на протяжении веков вели ожесточенную борьбу с Османской империей. Кроме того, нынешняя политика Турции обусловлена ​​конфликтом правительства с Рабочей партией Курдистана (РПК), которая сама является продуктом турецкого национализма 20-го века. Даже ирредентистские карты, на которые иногда ссылаются провокационные турецкие комментаторы, претендующие на территорию Сирии, являются изображением не границ Османской империи, а Национального пакта Мустафы Кемаля из XX века.

Эволюция турецкой внешней политики

Итак, под этой вводящей в заблуждение неоосманской витриной (которую, для ясности, турецкое правительство часто с удовольствием использовало для себя), как изменилась реальная внешняя политика Анкары и взгляд на Запад? Во-первых, турецкая политика всегда стремилась увеличить влияние, мощь и авторитет страны в регионе - что привлекало широкий круг исламистских и националистических мировоззрений. Более того, она всегда было антизападной, поскольку она стремилось повысить статус Турции по отношению к Западу, сделав ее самостоятельным региональным центром силы. И с этой целью Анкара всегда была готова терпеть неодобрение Вашингтона, работая с акторами, которых США считали неприятными. Это касалось как Асада, так и экстремистов, стремящихся свергнуть его, а также России сегодня.

Будучи провидцем внешней политики Партии справедливости и развития в течение ее первого десятилетия у власти, Ахмет Давутоглу видел, что Турция конкурирует с Западом, но не обязательно конфликтует с ним. Хотя он, безусловно, полагал, что Турция исторически обижена западными державами, он также полагал, что усиление влияния Турции на Ближнем Востоке может фактически сделать ее более убедительным партнером для Америки и Европейского союза. Более того, видение Давутоглу на Ближнем Востоке согласуется с либеральным интернационалистским видением Запада для всего мира. Временами его региональные предложения звучали даже как ближневосточный Европейский Союз, когда Турция играла бы роль Германии, как экономического и политического центра в регионе, объединенном историческими связями, торговыми сделками и безвизовым режимом. Анкара может работать с антизападными партнерами, но в конечном итоге надеется включить их в региональный порядок, который мог бы оценить Вашингтон.

И все же ряд региональных и глобальных факторов в конечном итоге подтолкнул антизападничество Турции в гораздо более враждебном направлении. Государственный переворот 2013 года в Египте, а также попытка государственного переворота 2016 года в Турции и поддержка со стороны США сирийский курдских боевиков убедили Эрдогана, и многие вокруг него, что Вашингтон стремится к их уничтожению. В результате Турция начала видеть свою конкуренцию с Западом в условиях все более нулевой суммы. Более того, сам мир стал более конфликтным. Мечта о политической и экономической интеграции не увенчалась успехом не только на Ближнем Востоке, но сейчас уже и в самой Европе. В этом контексте Анкара рассматривает многочисленные интервенции в Сирии, а также развертывание военных сил в Катаре и Ливии как часть кампании по усилению мощи, направленной на то, чтобы отбросить враждебную ось региональных соперников, поддерживаемых Америкой, от Средиземного моря до Персидского залива.

Сегодняшний риск заключается в том, что обострение региональной напряженности может объединить национализм, исламизм и антизападничество в Турции таким образом, который будет трудно распутать. Провокационная политика Турции в Восточном Средиземноморье - оспаривание морских границ Греции и поиск газа в оспариваемых областях — все это в настоящее время объединяет Грецию, Кипр, Египет, Израиль, Саудовскую Аравию и ОАЭ в неофициальную антитурецкую ось. В результате многолетний конфликт Турции с Грецией и Кипром, который имеет реальные стратегические последствия и является родным для многих традиционных националистов, стал еще более тесно переплетаться с конфликтами Турции с Египтом, вызванными приверженностью Эрдогана «Братьям-мусульманам»*, а также с его конфликтом с Израилем, вызванным восторженной поддержкой ХАМАС и палестинского дела. Чем больше эти конфликты переплетаются, тем сложнее нынешнему или будущему турецкому правительству будет восстановить отношения с Египтом или уйти из Ливии, не ставя под угрозу интересы страны или не уронив ее честь. И до тех пор, пока Турция находится в конфликте с полдюжиной стран - все из которых являются союзниками или партнерами Америки - Анкаре будет так же трудно восстановить свои отношения с Вашингтоном.

Вполне вероятно, что уже может быть слишком поздно, чтобы политика США помогла усмирить назревающий кризис в Восточном Средиземноморье. Но все, что Вашингтон может сделать сегодня, чтобы помочь в посредничестве или смягчении кипрского спора или ливийской гражданской войны, значительно облегчит восстановление отношений с Турцией. Более того, хотя у Вашингтона есть все основания для поощрения улучшенного сотрудничества между его региональными партнерами, ему не следует создавать впечатление, что это сотрудничество представляет из себя антитурецкую ось.

Конец неоосманизма

История многогранна. Когда она служит их целям, лидеры Турции, несомненно, будут наряжать свою внешнюю политику в неоосманские одежды. Но у аналитиков нет причин соглашаться с этим. Импульсы, которые часто называют неоосманскими - агрессивный национализм, религиозный шовинизм и антизападная враждебность - очень реальны в Турции, так же, как и в странах, которые не имеют османского прошлого. Также реальны различные прагматические геополитические и экономические факторы, которые способствуют принятию турецкими властями решений, которые неоосманизм игнорирует.

В тот день, когда Эрдоган возглавит свою армию в походе на Вену, можно будет во что бы то ни стало говорить о неоосманизме. До тех пор описание современной турецкой политики в современных же терминах будет способствовать лучшему анализу - и, надеюсь, лучшей политике.

* - запрещены в Казахстане