Финансирование проектов, лежащих в основе китайского мегапроекта «Пояс и Путь» еще теснее свяжет Пекин с ближневосточным регионом, потенциально разжигая новые очаги напряжения и вражды, считает Гай Бёртон, – профессор-международник, – написавший подробное исследование о том, почему и как Китай реагирует на конфликты на Ближнем Востоке и Северной Африке1. Сама книга называется «Китай и конфликты на Ближнем Востоке Реагирование на войну и соперничество от холодной войны до настоящего времени» (China and Middle East Conflicts Responding to War and Rivalry from the Cold War to the Present).

В книге Бёртон пытается дать прогнозы о том, каковы будут вероятные подходы Китая, как честолюбивой, амбициозной и признанной мировой державы, к Ближнему Востоку и Северной Африке в будущем. В основе этого ориентированного на будущее исследования лежит анализ реакции Китая на войны и соперничество на Ближнем Востоке, имевшие место, начиная с эпохи Холодной войны и до настоящего времени.

Бёртон отмечает, что едва ли не с момента своего создания в 1949 году Китай, а точнее Китайская Народная Республика, была вовлечена в ближневосточные конфликты. Вовлеченность выражалась по-разному: Китай либо использовал их в своих интересах, либо держался в стороне, либо пытался влиять на ход событий посредством управления конфликтами, сдерживая их или внося свою лепту в их урегулирование.

Используя свой опыт конфликтологии и определенный ракурс исследования конфликтов и мира, Бёртон предлагает вниманию читателя широкую перспективу участия Китая, описывая его участие в конфликтах региона, включая израильско-палестинскую проблему, Ирак до и после 2003 года, Судан и Дарфурский кризис, Иранскую ядерную сделку, кризис в Персидском заливе, а также войны в Алжире, Сирии, Ливии и Йемене.

Автор показывает, как растущая незападная держава с глобальными амбициями справляется с проблемами, связанными как с насильственным, так и с ненасильственным конфликтом, а также с различиями между ограничением и сокращением насилия наряду с другими способами устранения причин конфликтов и недовольства.

Исследование Бёртона, несомненно, вносит свой вклад в более широкое поле изучения международных отношений, конфликтологии. Поэтому его книга будет интересна студентам и ученым, изучающим мирный процесс и конфликты в целом, и китайскую внешнюю политику и международные отношения на Ближнем Востоке, в частности. Особенность исследования Бёртона в том, что оно выходит из общего исследовательского тренда, которому следует большая часть недавних работ по Китаю и Ближнему Востоку, и которые основное внимание уделяют экономическому измерению, включая проекты, связанные с инициативой «Пояс и Путь».

Кроме этого, работу Бёртона выгодно отличает то, что она не только фокусируется на конфликтах в форме войны и соперничества, но и проводит исторический анализ отношений Китая с ближневосточным регионом. Если обратиться к содержанию этой двухсотсемидесятистраничной книги, то оно состоит из Введения и 13-ти глав. При этом одна глава выделена под определение понятия конфликт и способы управления им. Последующие главы посвящены различным региональным конфликтам и тому, как себя вел Китай по отношению к каждому из них. Бёртон рассмотрел такие региональные конфликты, как: Алжир и Египет: война за независимость и Суэцкий кризис в Кэмп-Дэвиде; Организация освобождения Палестины: от народной войны до Алжирской декларации, 1967-1988 годы; Африканский Рог и Аравийский полуостров: от воинственности к дипломатии во время Холодной войны; Ирано-Иракская война; Ирак: войны в Персидском заливе и война против ИГИЛ; Палестино-израильский конфликт после Осло; Дарфурский кризис в Судане; Ливия: от Каддафи до восстания и после него; Китай и Сирийская гражданская война; современный конфликт в Йемене и на Африканском Роге; Иранская ядерная сделка; Кризис в Персидском заливе.

Альтернативный подход Бёртона к раскрытию темы исследования приводит к ряду авторских прозрений. Во-первых, выясняется, что Китай не является новичком в ближневосточных разборках. Во-вторых, поведение Китая на Ближнем Востоке было разнообразным как с точки зрения подхода, так и результатов. Бывали случаи, когда Китай принимал конфликт, однако потом отстранялся от него. Нынешняя позиция Китая также сохраняет двойственность: он предпочитает избегать запутанных ситуаций, но иногда, все же, участвует в управлении и разрешении конфликтов. Таким образом, роль Китая в ближневосточных и североафриканских региональных конфликтах можно охарактеризовать несколькими способами: иногда он выступает в качестве катализатора, (т.е. поддерживает или обостряет конфликт), иногда выступает в роли уклоняющегося, стремясь избежать конфликта, и, наконец – в роли актора, занимающегося управлением конфликтами и их разрешением.

Первые контакты Китая с Ближним Востоком имели место в середине 1950-х годов, когда он принял националистических лидеров и движения, включая бывшего президента Египта Гамаля Абдель Насера и лидеров алжирского Фронта национального освобождения. Пекин поддерживал их в их антиколониальной и антиимперской борьбе против западных держав и Израиля, предоставляя им оружие или доступ к нему. Энтузиазм Китая в отношении повстанческих националистических групп достиг своего пика в середине-конце 1960-х годов, когда он предоставил оборудование и обучение группам в Палестине, Эритрее и Персидском заливе.

Поведение Китая в качестве катализатора было продиктовано общей верой в то, что они противостоят установленным региональным державам и режимам; для Пекина военная помощь странам региона БВСА была также способом противодействия и оспаривания советского первенства после того, как отношения между СССР и КНР пошли вразнос.

В 70-х годах изменения внутри Китая и геополитические перемены за рубежом привели к тому, что Пекин снизил уровень поддержки региональных повстанческих движений. Конец культурной революции, смерть председателя Мао и появление более прагматичного, ориентированного на бизнес и развитие руководства под руководством Дэн Сяопина привели к менее конфронтационной внешней политике Китая к концу 1970-х годов.

С 1980-х годов Китай стал менее амбициозным в своей внешней политике. Он все больше отдавал приоритет дипломатическим отношениям и коммерческим возможностям. Это включало в себя увеличение продаж оружия обеим сторонам в затяжной Ирано-Иракской войне в 1980-1988 годах, причем тогда китайское руководство обвинило США и СССР в намеренном затягивании этого конфликта. Китай был замечен в подпольной продаже оружия Израилю, благодаря чему в 1992 году между двумя странами были установлены дипломатические отношения.

После окончания Холодной войны Китай в ближневосточном конфликте занимал позицию «уклоняющегося». Как и все международное сообщество, он поддержал процесс Осло между Израилем и палестинцами, призывая обе стороны продолжать переговоры даже несмотря на то, что перспектива окончательного мирного урегулирования становилась все более отдаленной.

Как и другие страны, Китай выступал как против вторжения Ирака в Кувейт, так и против его силового разрешения в 1991 году. Однако в отличие от Франции и России, она решила не использовать свое вето ООН как способ бросить вызов американской гегемонии перед вторжением в Ирак в 2003 году. Несмотря на свои оговорки в отношении этой американской авантюры, ставшей началом большого хаоса, китайские фирмы значительно выиграли на ней. Китайский бизнес заключил в Ираке важные контракты и инвестиционные проекты, чем утер нос Соединенным Штатам, которые несли финансовые и военные издержки оккупации. Дошло даже до того, что обескураженный Барак Обама обвинил Китай в «вольной езде» на обеспеченной благодаря США безопасности. Правда, непонятно, какую безопасность имел в виду Обама, говоря о разрушенном Ираке, благодаря тем же Штатам превратившемуся в экспериментальную площадку для т.н. «Исламского государства» и прочего террористического отребья.

Китайская политика избегания конфликтов продолжалась в ходе регионального соперничества и в войнах последнего десятилетия. Как и большинство других стран, она была застигнута врасплох, когда Саудовская Аравия и ОАЭ ввели блокаду Катара в 2017 году. Однако любые опасения, что его коммерческим перспективам может быть нанесен ущерб, оказались преувеличенными; обе стороны признали важность Китая как крупного торгового и инвестиционного партнера. Экономическое значение Китая также очевидно среди воюющих сторон в Сирии, Ливии и Йемене.

Публично Китай призывает к политическому диалогу как способу разрешения разногласий, требуя при этом, чтобы западные державы прекратили вмешательство. Он сохраняет твердую приверженность государственному суверенитету, одновременно признавая присутствие России и Ирана в Сирии и саудовцев в Йемене. Благодаря этому, китайцам удается до сих пор сохранять дружеские отношения с президентом Сирии Башаром Асадом, который называет Китай «другом» и надеется, что он станет ключевым финансистом послевоенного восстановления. Правда инициативу может перехватить Россия, уже заявлявшая о намерении заняться восстановлением экономики этой разрушенной войной ближневосточной страны. Кстати, Китай поступит мудро, если позволит России восстановить экономику Сирии, а затем займется захватывающим дух торгово-экономическим родео на подготовленной для этого сирийской арене. А пока помощь Китая Асаду выражается в присутствии в Сирии ограниченного китайского военного контингента.

Что касается будущего, то Бёртон подчеркивает, что нельзя быть уверенными в том, что нынешняя форма реагирования Китая на конфликтогенный ближневосточный дискурс сохранится. Никто не спорит с тем, что Китай смог остаться в стороне от региональных конфликтов и соперничества, поскольку ему удавалось не вовлекаться в них глубоко. Однако эта эпоха, возможно, подходит к концу, поскольку, как показывают примеры Судана и Ирана, китайские инвестиции проникают все глубже, а это может оказать ощутимое влияние на поведение Пекина в случае угрозы его интересам. В любом случае, Китаю придется внести коррективы в свою ближневосточную политику, поскольку в будущем, когда китайская инициатива «Пояс и Путь» достигнет определенного уровня развития, страны ближневосточного региона будут конкурировать друг с другом за китайский капитал. Это может привести к тому, что Китай станет не столько наблюдателем конфликта, сколько его причиной.