Китай все чаще берет на себя роль посредника в конфликтах на мировой арене – он проводит переговоры, предлагает мирные планы и даже направляет персонал для наблюдения за прекращением огня. Когда-то она неохотно принимала участие в миротворческой деятельности Организации Объединенных Наций, а теперь предоставляет больше войск, чем любой другой постоянный член Совета Безопасности.
Это драматические сдвиги для страны, которая когда-то была убежденным сторонником невмешательства. Поскольку его экономические интересы и интересы в области безопасности теперь выходят далеко за пределы его границ, участие Китая на мировой арене по понятным причинам выросло соответственно. У нее есть сильный стимул для разрешения конфликтов, которые угрожают ее торговле, зарубежным инвестициям, гражданам за рубежом или просто региональной стабильности.
Шестисторонние переговоры по северокорейской ядерной проблеме, начавшиеся в 2003 году, ознаменовали собой первый крупный шаг Китая в сторону посредничества в многосторонних конфликтах.
Переговоры представляют собой хороший пример подхода Китая к посредничеству в конфликтах, кратко изложенного в его внешнеполитическом лексиконе фразой «劝和促谈» (убеждение в мире и содействие диалогу): хотя у Пекина не было рычагов принуждения к Пхеньяну, он выступал в качестве последовательного организатора, призывая Северную Корею прекратить свои ядерные амбиции, в то же время оказывая давление на США, чтобы они решили проблемы безопасности страны.
Северокорейский чиновник Чхве Рён Хэ (справа) беседует с председателем Всекитайского собрания народных представителей Чжао Лэцзи (слева) во время приема в Пхеньяне в прошлом году. Фото: ЦТАК/КНС через AP
Амбиции Китая теперь шире. Она позиционирует себя в качестве лидера Глобального Юга, поддерживая инклюзивный мультилатерализм в большей степени, чем Запад.
Инициатива по глобальной безопасности, запущенная в 2022 году, богатая принципами, но намеренно двусмысленная по сути, сигнализирует о растущем стремлении Пекина перестроить дипломатию безопасности вокруг предложенного им набора глобальных норм, в которых приоритет отдается невмешательству, диалогу и сотрудничеству.
По мере того, как конфликты затягиваются от Украины до Газы, глобальный спрос на эффективное посредничество никогда не был так высок. В то же время США при президенте Дональде Трампе отступают от устойчивого взаимодействия, предоставляя Китаю пространство для вмешательства. Однако, поскольку посредничество требует времени, ресурсов и политического капитала, вопрос заключается в том, где, как и с какой целью Китай решит в нем участвовать.
Где разрешить конфликт
Вместо того, чтобы поддерживать универсалистские подходы к миру, Китай больше всего участвует там, где видит потенциальные выгоды – для себя и для других – которые заслуживают необходимых ресурсов и усилий. В качестве примера можно привести Саудовско-Иранскую Аравию, Мьянму и Россию-Украину.
Соглашение между Саудовской Аравией и Ираном, достигнутое в 2023 году, было воспринято как дипломатический успех и отход от традиционного неучастия Китая. Тем не менее, несмотря на то, что Китай способствовал закулисному взаимодействию, обе стороны уже встали на путь улучшения отношений. Соглашение представляло собой скорее тактическое сближение, чем принципиальное примирение. Он не требовал от Китая разрешения глубоко укоренившихся конфликтов или управления нестабильными переходными процессами после заключения соглашения. Китай одержал дипломатическую победу, которая способствовала развитию отношений на Ближнем Востоке и завоевал признание за свой вклад с ограниченным риском и усилиями.
Ван И с заместителем министра иностранных дел Саудовской Аравии Валидом Эльхереджи (слева) и Али Багери Кани (справа), тогдашним заместителем министра иностранных дел Ирана по политическим вопросам, в Пекине в декабре 2023 года. Фото: Синьхуа
В отличие от этого, Мьянма подчеркивает более глубокие движущие силы – и ограничения – посреднических амбиций Китая. Ранее в этом году она выступила посредником в заключении соглашения о прекращении огня между военной хунтой и Армией Национального демократического альянса Мьянмы и, резко отступив от своей давней политики невмешательства, направила группу наблюдателей для надзора за правоприменением. Этот переход от тихого содействия к активному надзору подчеркивает, насколько посредничество Китая коренится в его экономических императивах и императивах безопасности. Стабильность в государстве Шан имеет значение не только для безопасности границ, но и для обеспечения доступа Китая к редкоземельным минералам, имеющим решающее значение для его высокотехнологичной промышленности.
Наконец, учитывая значение войны в Украине для Европы, США и России, Китаю трудно избежать позиции по вопросу о том, как следует разрешить конфликт. Тем не менее, различия между Россией и Украиной разительны и, возможно, непримиримы. Поэтому Китай ограничился изложением весьма неоднозначных предложений вместо того, чтобы предпринять полноценные посреднические усилия. В 2023 году она выступила с совместными мирными предложениями с Бразилией, подчеркнув необходимость диалога без предварительных условий и взаимных гарантий безопасности, отклоняясь от западных рамок, основанных на правах и суверенитете. Челночная дипломатия специального посланника Ли Хуэя в Бразилии, Египте и Индонезии привела Китай в соответствие с призывом Глобального Юга к альтернативным, ориентированным на стабильность подходам к урегулированию конфликтов. Некоторые западные аналитики ставят под сомнение готовность Китая выступать в качестве по-настоящему беспристрастного посредника, который взаимодействует с Россией и Украиной на равных условиях, учитывая тесные связи Пекина с Москвой.
Специальный посланник Китая Ли Хуэй выступает на брифинге для прессы в Министерстве иностранных дел в Пекине в прошлом году. Фото: AP
Как разрешить конфликт
Китай утверждает, что он придерживается иного подхода к разрешению конфликтов, чем Запад; что он делает акцент на облегчении, а не на предписаниях, на гибких процессах, а не на жестких рамках, а на экономических стимулах, а не на нормативных требованиях. Китай подчеркивает необходимость избегать того, что он считает риском чрезмерного влияния гегемонии, и утверждает, что он намеренно избегает навязывания своей воли, предпочитая содействовать диалогу вместо того, чтобы оказывать давление или навязывать нормы, связанные с демократией, правами человека или реформой управления.
Этот подход опирается на конфуцианскую философию, которая делает акцент на «和谐» (гармонии) над конфронтацией и рассматривает конфликт как разрыв отношений, а не как столкновение прав или идеологий. Это мировоззрение усиливается концепцией «关系» (отношений), которая отдает приоритет доверию и взаимной выгоде, а не общественному осуждению или морализаторству. В соответствии с этим мировоззрением, китайская дипломатия делает акцент на спокойном управлении напряженностью и необходимости сохранять лицо для всех сторон, а не возлагать вину.
Действительно, выдающиеся западные посредники также подчеркивают доверие, общие интересы, терпение и символические жесты – принципы, не так уж отличающиеся от конфуцианского этоса. Более того, какой бы привлекательной ни казалась китайская альтернатива, особенно для стран Глобального Юга, «ненавязчивый» стиль Китая может быть не столько преднамеренной философией, сколько отражением его ограниченного опыта в урегулировании конфликтов.
Демонстрация эффекта
Становление Китая в качестве посредника в конфликтах является как неизбежным, так и последним: его готовность участвовать в конфликтной дипломатии открывает новые возможности по мере роста его глобального присутствия и развития традиционного западного лидерства. Где бы и как бы Китай ни участвовал в урегулировании конфликтов, важен практический результат: боевые действия прекращены, жизни спасены, люди в безопасности и возвращены к нормальной жизни.
Однако, в отличие от США или Европейского союза, которые потратили десятилетия на разработку сложных мирных процессов, Китай является относительно новым явлением на этой арене. Ей еще предстоит продемонстрировать, сможет ли она справиться со сложной работой по постконфликтному институциональному строительству, правосудию переходного периода или обеспечению выполнения хрупких соглашений. Перформативные усилия, которые ни к чему не приведут, принесут Китаю в лучшем случае временные выгоды и вскоре приведут к еще большему цинизму в отношении любого участия Китая.
Способность Китая быть по-настоящему эффективным посредником в конечном счете покоится на трех основах. Во-первых, его способность строить доверительные отношения со всеми вовлеченными сторонами. Действительно, наличие таких доверительных отношений помогает выявить те конфликтные ситуации, в которых Китай лучше всего подходит для того, чтобы играть конструктивную роль. Во-вторых, его готовность признать, где его интересы совпадают с конфликтующими, а где нет. Это не исключительно китайская проблема. Все посредники, в том числе и США, в той или иной степени преследуют свои интересы; Что имеет значение, так это прозрачность, баланс и доверие. Наконец, успех требует готовности упорствовать и прилагать усилия, необходимые для достижения прочного соглашения: как мог бы выразиться председатель КНР Си Цзиньпин, необходимость «бороться» за прекращение конфликта. В многополярном мире, изголодавшемся по эффективной дипломатии, возможности для Китая реальны. Успех потребует не только амбиций, но и терпения, беспристрастности и готовности бороться за мир, даже когда он станет испытанием для интересов Китая. Превращение амбиций в действия теперь является дипломатическим испытанием для Китая.
Эндрю Кейни является директором и соучредителем Национального комитета Великобритании по Китаю и старшим научным сотрудником Королевского объединенного института оборонных исследований. Се Чэнкай является стипендиатом Шварцмана в Университете Цинхуа. Эта статья была впервые опубликована Азиатской программой мира (APP), инициативой по содействию миру в Азии, базирующейся в Азиатском исследовательском институте NUS.
