Почти 25 лет назад увидела свет книга Збигнева Бжезинского «The Grand Chessboard: American Primacy and Its Geostrategic Imperatives» («Великая шахматная доска. Превосходство Америки и его геостратегические императивы», 1997), в которой автор называет Соединенные Штаты Америки единственной сверхдержавой современности и первой в истории человечества, заслужившей право так себя именовать. Не оспаривая данный тезис и оставляя ее полемику другим, мы предлагаем обратить внимание читателей на одну из глав книги, где автор уделяет внимание Китаю и Японии, называя их «опорными пунктами на Дальнем Востоке», уточняя при этом, что Китай, не мировая, но региональная держава, а Япония, не региональная, а мировая держава^[1]. 

Однако в данном материале мы хотим уделить внимание не этим тезисам «Большого Збига», а опираясь на методику мир-системного анализа и исторической компаративистики обратить внимание читателей на то, как шло историческое развитие Китая и Японии в XVII-XIX вв., позволившее впоследствии одной из стран добиться статуса мировой державы, а другой пуститься в погоню за ней почти столетие спустя…   

Как известно, превращение Японии в мировую державу начинается с конца XIX- начала ХХ вв., когда Страна Восходящего Солнца (日本) благодаря реформе государственного устройства, социальным и экономическим преобразованиям, а также отказу от самоизоляции создали благоприятные условия для развития Японии в конкурентоспособное общество, позволившее ей включится в экономическую и политическую гонку с европейскими державами. Благодаря этому, Япония ушла далеко вперед в сравнении с другими восточноазиатскими государствами. В свою очередь Срединное государство (中國), оказавшись в тот исторический период погруженной в ситуацию политической и социальной суматохи, предпринимала отчаянные попытки вырваться из этого хаоса…

Что же послужило причиной возвышения и могущества одной страны и причиной упадка другой? 

Разобраться в этом в определённой степени поможет работа американской исследовательницы Фрэнсис Моулдер «Япония, Китай и современная мировая экономика. К реинтерпретации развития Восточной Азии с 1600 до 1918» (Japan, China and the Modern World Economy. Towards a reinterpretation of East Asian development ca. 1600 to ca. 1918, 1977), где была выдвинута оригинальная концепция, призванная объяснить различие путей развития двух великих азиатских стран — Китая и Японии, вследствие чего Япония стала единственной страной из незападных, промышленно развитой державой, тогда как Китай оставался отсталой полуколонией вплоть до 1949 г.

Для понимания всех причин исторического развития двух стран Моулдер совершает детальный экскурс в прошлое. Так, Моулдер исследует особенности развития Китая династии Цин (1644–1911) и Японии периода сёгуната Токугава (1603–1868), а также социальные порядки обеих стран накануне инкорпорирования в мировую систему в середине XIX в. 

В первой половине XIX в. в Китае и Японии были очень схожие аграрные общества: сельскохозяйственная продукция давала примерно 70% национального дохода каждой из стран, 80-85% населения составляли крестьяне. Крестьяне производили свою продукцию в основном для собственного потребления ведя натуральное хозяйство. (производство текстиля, хлопка, шелка, чая, масла, рисового вина, бумаги и т.д.). Однако постепенно происходил рост производительности труда в сельском хозяйстве, рост населения, улучшение транспортной системы, экстенсивная коммерциализация, рост иностранной торговли, монетизация налоговой системы, преобразование статусной системы стратификации в классовую и т.д. 

Если в Китае эти изменения начались раньше (до начала правления династии Цин), то в Японии позже (только при сёгунате Токугава), но более интенсивными темпами. В результате этих изменений крестьянские хозяйства в Японии перестали быть натуральными и стали работать на рынок (например, продавали сельскохозяйственные продукты, чтобы купить удобрения и т.д.). В Цинском Китае в отличие от ситуации в Японии крестьяне были полунатуральными хозяевами. Они продавали часть выращиваемого риса на локальных рынках, но только небольшая часть из них была полностью зависима от торговли. Данные факторы способствовали тому, что национальный рынок в Цинском Китае и в Японии к середине XIX в. еще не сложился.

Однако с ростом коммерциализации в японской деревне богатые крестьяне становились богаче, чем самураи, получавшие рисовые стипендии от сёгунов (将軍)^[2] и даймё (大名)^[3]. Одной из причин быстрой коммерциализации Японии в последний период Токугавы была и урбанизация, связанная с переселением даймё и самураев в города, что в свою очередь было обусловлено стремлением режима Токугавы сделать города местами проживания даймё для того, чтобы их можно было контролировать. Так, в конце XVIII — начале XIX в. в Эдо (Токио) жило более 1 млн человек, в Киото — 526 тыс., в Осаке — 380 тыс. человек. Например, в Лондоне в 1750 г. жило 600 тыс., в Париже в 1755 г. — 526 тыс. человек ^[4]. Япония была более урбанизированной страной, чем страны Европы того времени. Урбанизация страны позволила Японии к середине XIX в. создать предпосылки для перехода к индустриальному капитализму. 

Важным моментом в рассматриваемый исторический период развития двух стран с точки зрения Моулдер является тип государства на который ориентировались ее политические элиты, а также исходившие от них особенности (сама Моулдер подразделяет государства на три типа: феодальные, императорские и национальные – Е.Б.). 

Китайское государство династии Цин было императорским. Но поскольку в императорском государстве контроль над чиновниками был весьма ограниченным, и они могли присваивать большую часть прибавочного продукта, то оно характеризовалось тенденцией превращения в феодальное. Это происходило по причине того, что во-первых, чиновники постепенно присваивали себе государственную власть в таком объеме, что становились реальными собственниками территорий, которыми они управляли; во-вторых, местные высшие классы подчиняли себе местных чиновников с тем, чтобы они не могли больше подчиняться императорскому правительству^[5].

Китайская административная система, согласно Моулдер, была структурой правил, уставов, процедур, наказаний, вознаграждений и т.д. На 27 тыс. административных постов, существовавших в тот период в Поднебесной, претендовало 20 тыс. гражданских чиновников и 7 тыс. военных, а также 120 тыс. представителей высшего дворянства и около 1 миллиона представителей низшего дворянства. 

Для традиционного Китая такой чиновничий монолит был способен блокировать все меры по модернизации страны. Однако в организации чиновничества Китая отсутствовали признаки рациональной бюрократической структуры, такие как, во-первых, выплата жалованья, во-вторых, контроль центра над деятельностью чиновников и кадровым составом. Китайские чиновники не были в полной мере ни оплачиваемыми, ни зависимыми от центрального правительства. Многие из чиновников происходили из высших классов землевладельцев и торговцев и располагали устойчивым доходом помимо жалованья. 

В свою очередь, Япония периода сёгуната Токугава в сравнении с Китаем была более децентрализованной, но и более бюрократической страной. В своих владениях даймё и самураи обладали бóльшим контролем над происходящими процессами, чем локальные китайские чиновники — над подвластными им территориями.

В середине XIX в. началось насильственное инкорпорирование Западом Китая и Японии в мировую экономику. Период с 1800 по 1918 гг. Моулдер разделила на две фазы. В рамках первой (1800–1880) мировые связи были основаны на торговле между метрополиями и сателлитами, т.е. колониями и полуколониями. Продукты западной (британской) промышленности в эти страны ввозились, а вывозились из них «колониальные» товары (чай, шелк, рис и т.д.). Вторая фаза (с 1880 г.) предполагала, что мировые связи были основаны на инвестициях метрополий в колонии и полуколонии. В ходе этих фаз Китай интенсивно включался в мировую экономику (систему), Япония тоже входила в нее, но не столь активно. Это происходило, во-первых, потому, что другие страны (Китай, Индия, Индонезия и др.) были географически ближе к Западу, и на их освоение в первую очередь были обращены силы последнего. Во-вторых, на Западе считали, что Япония — более бедная страна, которая не обладает в необходимом количестве нужными товарами, представляет собой мéньший рынок для сбыта западных промышленных товаров, чем Китай. 

Каковы были хозяйственные предпосылки включения Китая в мировую экономику?

Согласно Моулдер в конце XVIII — начале XIX в. торговые отношения Китая с Великобританией и другими западными странами тотально трансформировались. Великобритания интенсифицировала торговлю с Китаем, приобретая товары массового спроса и прежде всего чай, который из предмета роскоши, которым он был в XVIIв., в XIX в. превратился в предмет повседневной необходимости для массового британского потребителя. Для того чтобы покупать китайский чай, Великобритания нуждалась в серебре, которое она могла получить, только ввозя в Китай индийский опиум. Правительство Китая из опасения разложения чиновников, солдат и офицеров, которые в первую очередь становились курильщиками опиума, сопротивлялось его импорту. Наркоманами стали от 10 до 20% столичных и от 20 до 30% провинциальных чиновников. Наибольшую опасность для Цинской династии представляло массовое опиумокурение в среде солдат и офицеров войск — главной военной опоры династии Цин. Опиум ослаблял государственную машину императорского Китая, подрывал его возможности противостоять народным восстаниям и вторжениям европейских держав. Борьба Цинского правительства против ввоза британцами индийского опиума привела к двум Опиумным войнам — 1840–1842 гг. и 1858–1860 гг. В результате этих войн были заключены неравноправные договоры, предполагавшие со стороны Китая уступки территорий (Гонконг), открытие портов для свободной торговли с Западом, снижение таможенных тарифов, установление экстерриториальных анклавов, в которых западные граждане были неподсудны китайским судам, легализацию торговли опиумом и, наконец, свободу действий для христианских миссионеров, выступавших как идеологические агенты Запада. 

Следует также отметить, что китайский рынок превратился в место для сбыта британской текстильной промышленности, что привело к разорению местного ремесла, подталкивая китайскую экономику к сырьевой и аграрной ориентации. В силу колебаний мировых цен на сырье стало невозможно осуществлять накопление капитала. 

От трагедии утраты собственной идентичности Китай спасла другая трагедия – Первая мировая война. Европейским державам надолго стало не до передела сфер влияния в отдаленных уголках земного шара, и Поднебесная с пользой использовала предоставленное ей окно времени. Полноценную субъектность Китай получил только после разгрома Японии во Второй мировой войне и завершения гражданской войны.

Каковы были хозяйственные предпосылки включения Япония в мировую экономику?

Япония включилась в мировую экономику по-другому и с другими последствиями. Она также была принуждена пойти на заключение неравноправных договоров, которые предполагали открытие портов и начало торговли с Западом. Но условия открытия Японии для Запада для нее самой были более мягкими. В них содержался запрет импорта опиума, не было предусмотрено свободы перемещений и действий для иностранцев, торговцев и миссионеров, не предполагалось уступок территории. В силу того, что западные державы были заняты освоением Китая и других стран, а также разрешением противоречий друг с другом, Япония осталась автономной по отношению к мировой капиталистической системе и смогла мобилизовать свои внутренние ресурсы для осуществления ускоренной модернизации, опирающейся на мощь государства. Торговля Японии с Западом была незначительной и не касалась товаров массового спроса. У западных держав не было серьезного интереса к японскому чаю, рису и шелку. Запад не делал значительных капиталовложений в экономику Японии, поэтому не возникло и политической зависимости последней от Запада. 

Таким образом, насильственное включение в мировую экономику наглядно продемонстрировало слабость Китая и Японии и подтолкнуло их власти к попыткам индустриализации и модернизации. Как полагает Моулдер, важнейшим орудием преобразований в этом случае могло быть только государство. В Китае и Японии не хватало частных капиталов для финансирования развития промышленности. Основными функциями государства в эпоху индустриализации были, во-первых, развитие промышленности и инфраструктуры посредством поощрения капиталистического накопления, колониальной экспансии и защиты национальной промышленности путем политики протекционизма, во-вторых, развитие национального рынка, в-третьих, создание дисциплинированного промышленного пролетариата. Во всем этом преуспели только власти Японии, усилия правительства Китая завершились крахом. 

Как это объясняет Ф. Моулдер? 

Фрэнсис Моулдер полагает, что в Японии в эпоху Мэйдзи сложилось сильное централизованное рационально-бюрократическое государство, которое было в состоянии осуществить индустриализацию и модернизацию страны, тогда как в Китае государство слабело и распадалось. Если в Японии государство смогло установить и усилить контроль над территорией, над всем обществом, то в Китае во второй половине XIX в. централизованное бюрократическое государство не только не возникло, но и существовавшее небюрократическое императорское государство ослабло, обнищало и потеряло контроль над своими территориями. Причиной этого стало то, что императорский Китая испытал ряд мощных ударов со стороны крестьянских восстаний, самым значительным из которых было восстание тайпинов 1851–1864 гг., в результате которой погибло множество людей, уничтожены материальные богатства, ослабли центральные власти, а локальные во главе с местными феодалами и чиновниками — усилились. В Японии таких разрушительных восстаний не было. 

Причиной восстания тайпинов Моулдер считает резкое ухудшение социально-экономического положения китайских социальных низов, что, в свою очередь, было обусловлено последствиями ввоза британцами опиума в Китай. В результате этого произошло резкое обесценение медных денег, что привело к увеличению налогового бремени на рядовых налогоплательщиков (поскольку они свои доходы получали медью, а платили налоги серебром), росту арендной платы за землю и, следовательно, снижению реальных доходов китайских трудовых низов. Кроме того, упали цены на рис и другие основные продукты крестьянских хозяйств, что заставляло крестьян продавать большую часть урожая, чтобы заплатить налоги. Обнищание масс стало причиной деклассирования и бандитизма, создало социальную базу для восстания тайпинов. 

В Японии правительство субсидировало промышленность, осуществляло промышленные проекты, формировало банковскую систему, гарантировало прибыли промышленникам, защищало национальную промышленность, облагая таможенными пошлинами импортную продукцию. Моулдер указывает, что текстильная, металлургическая, сахарная и другие отрасли японской промышленности развивались с помощью пошлин. К тому же руководство Японии проводило политику колониальной экспансии: к 1910 г. был установлен контроль над Тайванем, Кореей, Южным Сахалином, позже — над Маньчжурией и Северным Китаем. Колониальные захваты давали японской промышленности рынки сбыта и источники сырья, что стимулировало развитие кораблестроения и военной промышленности.

Власти Цинского Китая в 1860–1870-х гг., как и правительство Японии периода Мэйдзи, по мнению Моулдер, стремились проводить политику протекционизма и индустриализации, но финансовых и бюрократических возможностей у них было значительно меньше, чем у властей Японии. Причинами этого были иностранный контроль над Китаем и ослабление императорского государства. Китайское правительство из-за вмешательства Запада упустило из-под своего контроля налогообложение (таможни в морских портах были в руках иностранцев), отсутствовала централизованная фискальная система, что не позволило накопить капиталы для финансирования индустриализации, как и отсутствие контроля за западными инвестициями (например, в строительство железных дорог). В отличие от Китая в Японии государство контролировало все источники доходов, включая земельный налог и пошлины на ввозимые товары. 

Неравноправные договоры, отчуждение территорий в пользу Запада, экстерриториальность западных концессий, неподсудность иностранцев китайским судам подрывали возможности Поднебесной. Отсутствие колоний у Китая также препятствовало его капиталистической индустриализации. «Сравнивая Китай и Японию, мы видим, что проблема была не в том, что Китай был слишком бюрократическим, а в том, что он был недостаточно бюрократическим. Япония стала современным, бюрократическим, национальным государством; в Китае происходила децентрализация вследствие вовлечения в мировую экономику. Вопреки этому были предприняты усилия для осуществления национальной индустриализации. Ввиду подчиненной международной позиции Китая в это время, то, что эти усилия потерпели крах, было неудивительно»^[6]. Из этого мы можем сделать вывод, что попытки поощрения модернизации Китая были блокированы его интенсивным инкорпорированием в мировую экономику. Его индустриализация была отложена до периода после образования КНР в 1949 г.

Таким образом концепция Ф. Моулдер дает нам повод к размышлению на процессы модернизации восточных сообществ в XIX- начале ХХ вв. в контексте историографии и мир-системного анализа (для стран Центральной Азии — это более чем актуально). Поиск закономерностей социальных процессов прошлого, необходимый инструмент для понимания причин глубинных закономерностей общественной жизни в тот или иной период истории восточных сообществ, постичь которое мы можем только лишь, стремясь «понять, что было в головах людей» (М. Блок).

В современном Китае извлекли уроки из прошлого. И сегодня Поднебесная на всех парах несется к тому, чтоб в самое ближайшее время наряду с США именоваться мировой сверхдержавой… 

^[1] См.: Бжезинский З. Великая шахматная доска. Превосходство Америки и его геостратегические императивы. – М.: Международные отношения. 1998. – 256 с.

^[2] Сёгу́нами назывались люди, которые управляли Японией большую часть времени с конца XII в. (1192) до реставрации Мэйдзи (1868).

^[3] Даймё – крупнейшие военные феодалы средневековой Японии. Если считать, что класс самураев был элитой японского общества, то даймё – элита среди самураев.

^[4] Moulder, Frances V. Japan, China and the Modern World Economy. Towards a reinterpretation of East Asian development ca. 1600 to ca. 1918. London, New York and Melbourne: Cambridge University Press, 1977. Р. 82.

^[5] Такая трансформация императорского государства в феодальное, всякий раз завершалось восстановлением императорской власти. 

^[6] Moulder, Frances V. Japan, China and the Modern World Economy. Р. 197.