После двух недель наряжённых переговоров на Конференции ООН по биоразнообразию, проходившей в египетском городе Шарм-эль-Шейх, 196 стран согласовали 29 ноября строгие правила применения так называемых генных драйвов. Учитывая серьёзные последствия использования этой технологии, которая позволяет распространить определённый набор генов во всей популяции, фундаментально меняя её или даже уничтожая, такие правила крайне необходимы. Но достаточно ли их?

Некоторые страны предпочли бы ввести полный мораторий на выпуск в дикую природу организмов с генными драйвами. Это мнение разделяют также многие коренные народы; активисты, выступающие за продовольственный суверенитет; африканские организации гражданского общества. Их требования удовлетворяются в окончательном тексте соглашения ООН лишь отчасти. В нём признаётся «неопределённость», присущая технологии генных драйвов (или «драйвов-терминаторов», как называют их противники данной технологии). Соглашение призывает правительства действовать с очень большой осторожностью, принимая решение о выпуске в природу модифицированных драйвами организмов для экспериментальных исследований.

Согласно этому документу, подобные эксперименты должны проводиться только при условии, что «была проведена научно убедительная оценка рисков в каждом конкретном случае», а также были «приняты меры по управлению рисками, чтобы избежать или минимизировать потенциальные негативные последствия». Кроме того, организации, пытающиеся выпустить в природу организмы с генными драйвами, должны получить «свободное, предварительное и проинформированное согласие» потенциально затрагиваемых этими экспериментами местных жителей.

Ничего подобного сейчас явно не происходит. Взять, например, ситуацию с крупнейшей в мире организацией, которая занимается экспериментами с генными драйвами, – Target Malaria. На завершившихся переговорах её сотрудники входили в состав официальных делегаций, как минимум, двух африканских стран, выступая против введения излишних ограничений.

Ожидается, что Target Malaria вскоре начнёт реализацию своего плана в Западной и Центральной Африке. В деревнях Бана и Суркудинган в Буркина-Фасо планируется выпустить в природу генетически модифицированных, стерилизованных самцов комаров (но без генных драйвов). Это будет первый шаг на пути к последующему выпуску в природу комаров, модифицированных драйвами. Конечная цель заключается в сокращении популяции этого вида, который переносит паразита, вызывающего малярию.

Однако совершенно не ясно, получила ли Target Malaria что-нибудь похожее на «свободное, предварительное и проинформированное согласие» жителей этих деревень. Да, Target Malaria опубликовала видеосюжеты с участием местных жителей, которые поддерживают этот проект, и привезла к ним журналистов. Однако когда я, независимо от Target Malaria, поехала пообщаться с жителями деревень, которых затрагивает этот эксперимент, я услышала совершенно другую историю и рассказала об этом в коротком документальном фильме.

В ходе двух поездок (сначала в компании с двумя активистами, а затем с переводчиком), предпринятых с целью обсудить этот проект с жителями зоны эксперимента в Буркина-Фасо, выявилась чёткая тенденция. В центре деревни Бана люди, обладавшие политической властью, знали о Target Malaria и демонстрировали удивительную враждебность по отношению к нам. Журналист Селиан Масе, приехавший по заданию французской газеты Libération, столкнулся со схожими проблемами, пытаясь поговорить с жителями деревень Бана и Суркудинган.

На окраинах этих деревень (но всё ещё в пределах зоны выпуска комаров) люди обычно с большей готовностью давали интервью. И они гораздо меньше знали о проекте Target Malaria и вообще о генных драйвах. Информация о том и о другом доступна для них только из одного источника – от Target Malaria.

Соседние деревни тоже выглядели неадекватно проинформированными. Как ожидается, организмы с генными драйвами будут распространяться в природе неограниченное время. Между тем, комары, а особенно самки, способны парить в воздушных потоках на сравнительно больших высотах (40-290 метров), где ветер может уносить их на сотни миль. Это означает, что согласие необходимо получать от жителей не только того места, где выпускаются комары, но и значительно более удалённых.

В деревне Нассо, расположенной невдалеке от деревни Бана, местные власти заявили нам, что, несмотря на встречи с представителями Target Malaria, у них всё равно остались вопросы и озабоченность по поводу потенциально негативных последствий выпуска комаров в природу. Группы гражданского общества, которые действуют как в деревнях, выбранных в качестве места испытаний, так и в соседних поселениях, тоже оказались неадекватно проинформированы относительно работы Target Malaria.

Чем больше интервью я проводила, тем яснее становилось, что местные люди не привлекались к реальному обсуждению проекта Target Malaria, и уж тем более не давали на него своего проинформированного согласия. Наоборот, некоторые из моих собеседников призывали приостановить проект экспериментального выпуска генетически модифицированных комаров до тех пор, пока не будут адекватно изучены все риски и последствия, а гражданское общество Буркина-Фасо не получит полной информации.

Target Malaria явно не считает необходимым получать согласие жителей, что отражается в её заявлениях, в которых она уклоняется от использования однозначного слова «согласие», зато регулярно употребляется такие термины, как «вовлечённость» и «принятие обществом». Такой выбор слов может указывать на то, что руководители этой организации уже приняли решение выпустить комаров.

Этот вывод подкрепляется тем фактом, что после завершения конференции ООН Target Malaria попыталась провести различие между требованием свободного, предварительного и проинформированного согласия в ситуации, когда медицинские исследования проводятся на отдельных лицах (и где оно является обязательным), и в контексте общественного здравоохранения. По мнению этой организации, «логистически невозможно получить согласие от всех и каждого, кого затрагивает» выпуск в природу генетически модифицированных комаров.

Однако причина, по которой так трудно получить информированное согласие всех людей, оказавшихся в зоне эксперимента с генными драйвами, – это та самая причина, по которой получение такого согласия является абсолютно необходимым. Речь идёт о крайне спорной технологии, которая потенциально будет иметь далеко идущие экологические последствия, а также не известные пока последствия для здоровья людей. Получения согласия от горстки местных жителей просто не достаточно.

Поскольку эксперименты Target Malaria в Буркина-Фасо являются первыми в своём роде, они послужат сильным прецедентом для аналогичных экспериментов во всём мире. В повестке на ближайшие годы уже имеются предложения о выпуске организмов с генными драйвами на туземных территориях в Новой Зеландии, Австралии и на Гавайях. Именно поэтому необходимо принять чёткое определение, что означает информированное согласие и как его надо получать.

Угроза нулевого дня

Автор: Елена Новикова

эксперт по КСО и СОИ

Чтобы произвести $1 ВВП, Туркменистану необходимо в 43 раза больше воды, чем Испании, или в 14 раз больше воды, чем Китаю. И мы влияем на эту ситуацию каждый раз, когда покупаем или не покупаем что-то

4 ноября я выступала на Всемирном форуме молодежи в Шарм-Эль-Шейхе в качестве приглашенного эксперта. Хотя, собираясь на форум, я знала, что буду выступать вместе с такими именитыми коллегами, как, например, Филипп Кусто и министр водных ресурсов и орошения Египта доктор Аати, я не предполагала, что наша панельная дискуссия о путях достижения водной безопасности вызовет столько интереса не только у членов кабинета министров Египта и прессы, но и непосредственно у молодёжи. Ведь на форуме и без того было много традиционно привлекательных для молодёжи личностей: от Дэвида Хенсена,создавшего известного робота-гуманоида Софию, до Джерома Джарра, который сумел обратить свою бешеную популярность в таких социальных сетях, как Vine, в карьеру успешного филантропа.

Если мыслить стереотипами, то на нашей дискуссии мы не обсуждали таких «молодёжных» тем, как искусственный интеллект или электронный спорт. Однако, как я не устаю убеждаться на практике, все больше миллениалов и подрастающих представителей поколения Z по всему миру находят отдушину в осознании себя как продолжения некой экосистемы. Бездумное потребление всё больше уступает место «сознательному потреблению», которое подразумевает понимание всех прямых и косвенных последствий своих решений. Так, например, по данным Fashion Revolution, 61% европейских потребителей желают знать, какой эффект те или иные товары имеют на окружающую среду и права человека. Само по себе сознательное потребление – это понятие намного более обширное и в целом отличное от минималистичного образа жизни. Ведь в эпоху гламуризации «инстаграмного» образа жизни было бы нереалистично ожидать от всего поколения полного аскетизма. Однако, как показывает опыт, именно минимализм и аскетизм вполне может остаться единственным доступным решением, если не начать адаптироваться вовремя.

Елена Новикова (крайняя справа) Филипп Кусто (крайний слева) и другие спикеры коллеги на панельной дискуссии

Елена Новикова (крайняя справа) Филипп Кусто (крайний слева) и другие спикеры на панельной дискуссии

Недаром точное название нашей панельной дискуссии на форуме было: «Day Zero: водная безопасность в эпоху изменения климата». Те из читателей, которые интересуются ИТ, наверное, сразу подумали о компьютерном термине «угроза нулевого дня» (zero-day), который подразумевает уязвимость программного обеспечения к атакам в связи с необнаруженным пока изъяном. Однако в данном контексте речь идёт о другом «нулевом дне», при котором уязвимыми оказываемся именно мы с вами. До того момента, как мы не научимся понимать и устранять изъяны в нашем потреблении воды.

В экологическом смысле термин был употреблен пока только по отношению к ситуации в южноафриканском Кейптауне. В связи с затяжной засухой в октябре 2017 мэр Кейптауна был вынужден объявить 4 миллионам жителей,что город рискует остаться без водоснабжения, а день, когда это должно было случиться, так и назвали - нулевым. В попытке избежать данного развития событий, городские власти установили лимит на потребление воды в размере 50 литров в день на человека (именно столько среднестатистический унитаз смывает за 3-4 похода в «комнату для раздумий»). Сельскому хозяйству тоже пришлось завязать пояса на 40% туже. В итоге Кейптауну удалось сократить свое потребление воды на 60% - с 1,2 млрд до 500-550 млн тонн воды в день.

Тот факт, что на сегодняшний день городские дамбы заполнены на 73%, показывает, что люди могут менять свои потребительские привычки, когда это необходимо. Однако стоит ли считать сложившуюся в Кейптауне ситуацию триумфом осознанности и коллективных действий над потребительским эгоизмом? Лично я бы назвала данную историю скорее напоминанием о том, что сани надо готовить летом, а телегу – зимой. Несомненно, оказавшись в критической ситуации, люди способны на многое. Однако какой ценой это достаётся, если не адаптироваться и не меняться заранее? Можем ли мы ограничивать эту цену в прямом смысле литрами воды или проблема становится гораздо глубже в ту минуту, когда достигает зоны кризиса?

Так, например, в конце ноября Илон Маск вопрошал в своем «Твиттере», почему все так озадачены темой воды, если опреснение стоит относительно недорого? Как одному из самых талантливых бизнесменов современности, ему было бы интересно узнать, что не только отсутствие дефицита воды, но и наличие частных опреснительных установок пока не может помочь туристическому бизнесу Кейптауна восстановить свои позиции.

В былые времена туристический сектор имел ежегодный прирост в 20%, после установления лимита на потребление воды отели были вынуждены временно принять радикальные меры и даже спустить бассейны, в связи с чем рынок туризма буквально сразу сократился на те же 20%. По данным на середину ноября, потенциальные туристы (британцы и австралийцы) до сих пор недостаточно информированы о том, что ситуация изменилась. В то же время заработки 330 тыс. человек зависят именно от туризма.

Подобная, хоть и на первый взгляд очень далёкая от проблем воды история происходит сейчас с популярным британским фешн-брендом Ted Baker. У компании буквально до прошлого понедельника были настолько сильные позиции, что им удавалось оставаться на хороших позициях даже в сложные для британского ретейла пребрекситовские времена. Однако, как только свет увидела петиция работниц компании, указывающая на по меньшей мере эксцентричное поведение основателя и исполнительного директора компании Рея Келвина в отношении молодых женщин, акции компании упали на 13% в тот же день. «Что же тут подобного?» - спросите вы. А то, что адвокатское расследование инцидента ещё только началось, а финансовые потери британского бренда уже налицо. Да ещё и в хлебный рождественский сезон.

Чисто по-человечески нам нравится, когда поднимаются насущные проблемы общества, будь то проблема воды, равенства или ещё чего-либо. Однако нам априори не может нравиться, когда это косвенно влияет на экономику (как в примере с кейптаунским туризмом) или на показатели компаний, в которых мы работаем (как в примере с Ted Baker). Где же в таком случае та самая «золотая середина»? Для меня золотая середина в том, чтобы не ждать, когда придёт условный «нулевой день», и даже не в том, чтобы принять на себя ограничительное бремя, а в том, чтобы начать осознавать себя как винтик в системе.

Журналистка одной из арабских газет, пообщавшись со мной, написала: «Елена Новикова считает, что проблема водной безопасности – это общественная проблема». Действительно ли я так считаю? Если видеть человека как звено в системе и рычаг, способный влиять на корпоративные и опосредованно инвестиционные механизмы, то да – я, несомненно, так считаю. Если рано или поздно нам всем придется менять привычки, начинать надо не только с себя, но и с осознания собственных рычагов влияния.

Как бы человек ни был предан идеям консервации воды (или, как в примере с Ted Baker, гендерного равенства), он существует в контексте своего взаимодействия с корпоративной и инвестиционной средой, а не как некий обособленный агент сохранения водных ресурсов. Иными словами, можно ограничить потребление воды до 50 литров в день, а потом пойти и купить пару джинсов, для производства которых было затрачено 7600 литров воды (что было бы эквивалентно 152 дням потребительского лимита воды).

Какая здесь обычно напрашивается альтернатива? Классическим и самым простым решением здесь мог бы стать минимализм, когда люди начинают задумываться, а нужны ли вообще эти условные новые джинсы. Тем более исследования таких ученых, как Томас Гилович, показывают, что новые вещи приедаются людям значительно быстрее новых ощущений. То есть приподнятое настроение от похода в театр продлится значительно дольше, чем радость от покупки «7600-литровых» джинсов. Если же всё-таки существует нужда в вещах, фанаты благотворительных магазинов могли бы купить что-то ношеное, а фанаты экономики - вскладчину взять что-то напрокат. Но хотя все это указывает на человеческую озадаченность потреблением таких ресурсов, как вода, это недотягивает до ощущения себя как части нечто большего.

Давайте перенесёмся поближе к дому. Недавно, снимая фильм о проблемных сторонах фешн-индустрии, британская журналистка Стейси Дули съездила на Аральское море. Вернувшись из Казахстана, она стала останавливать занятых шопингом шотландских прохожих и наглядно показывать, сколько воды ушло на производство того или иного купленного ими хлопкового изделия. Большинство шопоголиков, которые, судя по всему, мало что слышали об Аральском море, захотели изменить свои потребительские привычки.

Стоит заметить, что менять свои привычки не значит перестать потреблять, а значит понимать, как потребление вписывается в более широкий контекст. Так, например, бренды c разной целевой аудиторией - от Ikea, H&M и Nike до Levi’s и Burberry - обязались перейти к стопроцентно экологически и социально устойчивому потреблению хлопка до 2025 года. Во множестве случаев обычного интернет-поиска достаточно, чтобы найти базовую информацию о соглашениях, которые подписала компания, о её производственной цепи, политике по переработке вторичного сырья и т.д. Каждый раз, когда потребитель принимает такие информированные и осознанные решения, он, сам не всегда осознавая это, посылает позитивный сигнал инвесторам.

Так, на сегодня уже $20 трлн инвестируется с обязательным учётом не только финансовых, но и экологических и социальных показателей компаний. Этот тренд будет только расти в ближайшее время. На днях State First опубликовало исследование, которое показало, что более 80% миллениалов «заинтересованы» либо «очень заинтересованы» в том, чтобы их пенсионные вклады и другие активы инвестировались именно таким образом.

Именно благодаря таким тенденциям в инвестировании, каждый из нас как потребитель может облегчить экологически и социально ответственным предприятиям доступ к капиталу, повышая их конкурентоспособность в процессе. Более того, это частенько вынуждает их конкурентов становиться более ответственными, так как повышает планку для всей индустрии. При этом повышение этой планки происходит не только непосредственно для самих компаний, но и для поставщиков - участников их производственной цепи.

Когда я завожу подобные дискуссии с казахстанцами, то нередко встречаю отношение, будто все эти разговоры про международные компании, подписывающие коммюнике по переходу к экологически устойчивому потреблению хлопка, и инвесторов, которые стремятся быть частью решения, а не проблемы, - это где-то далеко, в другой реальности. Большинство людей, гуляющих по казахстанским городам с новогодними покупками, вряд ли связывают кофточку от глобального бренда с решением проблем воды в Центральной Азии.

Между тем для того, чтобы произвести $1 ВВП, Туркменистану необходимо в 43 раза больше воды,чем Испании, или в 14 раз больше воды, чем Китаю. Такая водонеэффективность невыгодна не только для Туркменистана и Центральной Азии в целом, но и, например, для любого бренда, нуждающегося как в хлопке, так и в интересе со стороны потребителей и инвесторов. И мы влияем на эту ситуацию каждый раз, когда покупаем или не покупаем что-то.

Живя в закрытом государстве, наши советские предшественники собирали мукулатуру, компостировали талоны и иногда даже выключали воду во время чистки зубов. Ирония в том, что в государстве, которое столько внимания уделяло коллективу, люди просто не могли действовать, как граждане планеты. Сегодня мы живем в глобальном мире, и вместе с неограниченным доступом к благам цивилизации пришла и столь же неограниченная и коллективная ответственность за них. Если шопоголики из Глазго чувствуют связь между своими потребительскими привычками и судьбой Аральского моря, мы просто не можем продолжать определять степень своей ответственности узкими категориями, приговаривая, что «у нас своих проблем хватает».

Просто скажите «нет» генным драйвам в сельском хозяйстве

Сначала гиганты агробизнеса пришли забрать нашу землю и нарушить нормальную работу наших продовольственных систем своими синтетическими пестицидами, удобрениями, патентованными семенами и генетически модифицированными организмами (ГМО). А теперь нанятые этими компаниями люди повышают ставки «генными драйвами» – это умышленно инвазивная технология, разработанная с целью распространить генетический материал во всей популяции вида. В результате африканцы столкнулись с новой серьёзной угрозой нашей земле, биоразнообразию, правам и продовольственной безопасности

В этом году, отмечая Международный день продовольствия (16 октября), «Альянс за продовольственный суверенитет в Африке» (AFSA), который представляет собой сеть фермерских организаций, действующих в 52 из 54 стран Африки, присоединился к сотням других ведущих активистов в мире, чтобы выступить против применения генных драйвов. Мы призываем ООН и другие многосторонние организации ввести глобальный мораторий на применение данных биотехнологий в природе, в частности в сельском хозяйстве.

Генные драйвы называют «генетическим форсажем», поскольку они принуждают всю популяцию видов насекомых, растений, грибов или других организмов усвоить разработанные генными инженерами качества. То, что когда-то считалось кошмарным сценарием ГМО (неконтролируемое распространение в экосистеме опасных генов, разработанных инженерами), может превратиться в осознанную стратегию.

В частности, учёные уже создали «искусственные эгоистичные гены», которые автоматически распространяются среди двух видов насекомых. В нормальной среде потомство размножающихся половым путём организмов имеет 50%-й шанс унаследовать ген родителей. Но с генными драйвами эта вероятность равняется почти 100%, то есть потомство первого поколения и всех остальных станут носителями нового качества.

Генные драйвы создают очевидную угрозу для природных систем. Если их выпустить в окружающую среду, они потенциально могут изменить цепочки питания, уничтожить полезные организмы, например опылителей, а также нарушить местные агроэкологические методы работы и культуру.

Учёные, занимающиеся генными драйвами, лишь начинают задумываться над тем, что может случиться, если созданные в лабораториях гены начнут вести себя не так, как предсказывают их теоретические модели. Но нельзя исключать вероятность того, что гены женской стерильности смогут попасть в те виды, которые опыляют растения или служат источником питания для птиц, рептилий и даже людей. Нельзя отбрасывать и такой сценарий, при котором искусственные гены будут блокировать полезные природные гены или даже станут причиной вспышки новых заболеваний.

Разработчики генных драйвов потратили миллионы долларов, пытаясь представить эту технологию в качестве быстрого решения, которое позволит достичь амбициозных целей в сфере здравоохранения и защиты природы, поставленных, например, в «Повестке устойчивого развития до 2030 года» ООН. В моей части света (Западной Африке) учёные, получившие миллионы долларов от проекта «Атака на малярию» (Target Malaria) Фонда Билла и Мелинды Гейтс, агрессивно проталкивают план выпустить в дикую природу комаров с генными драйвами (а сначала они провели полевые испытания с созданными биоинженерами комарами без генного драйва).

Надо ли говорить, что многие в регионе чувствуют себя так, будто нас используют в качестве лабораторных крыс в эксперименте, который может лишить фермерские семьи Африки возможности кормить самих себя и общество. Кроме того, этот эксперимент может оказаться вдвойне провальным, поскольку недостаток питания повысит риск гибели от малярии. Опасаясь за здоровье природы и самих себя, африканские фермеры, придерживающиеся агроэкологических методов хозяйствования, а также инициативные группы AFSA, «Коалиция за защиту генетического наследия Африки» (COPAGEN) и «Земля для жизни» (Terre À Vie), проводят кампанию против полевых экспериментов с генетически модифицированными комарами.

От местных сообществ не укрылся тот факт, что применение генных драйвов против комаров - переносчиков малярии является по большей части пиаровским гамбитом. Реальная цель всей это игры – сельское хозяйство. По данным нового доклада ETC Group и Фонда Генриха Бёлля «Принуждение фермы», даже сами лидеры в сфере генных драйвов негласно признают, что технологии, которые они разрабатывают, будут применяться в сельском хозяйстве в большей степени, чем в каком-либо другом секторе экономики.

Дело в том, что генные драйвы потенциально могут изменить всю бизнес-модель индустриального сельского хозяйства. Вместо изменения одних лишь семян, которые фермеры выращивают для получения урожая, биотехнологические корпорации теперь будут пытаться поставить под контроль генетический состав всех элементов сельскохозяйственной экосистемы – от опылителей до сорняков и вредителей. Например, некоторые учёные предлагают использовать организмы с генными драйвами (ГДО) для инфильтрации и уничтожения некоторых видов вредителей целиком, причём всего за несколько поколений.

Поддавшись рекламе генных драйвов как потенциальной «волшебной пули», некоторые фермерские организации, например, Калифорнийский черешневый совет и Американский совет по исследованиям цитрусовых, начали сотрудничать с Agragene Inc., первой в мире аграрной компанией генных драйвов. Тем временем крупнейшие агрофирмы – Monsanto-Bayer, Syngenta-ChemChina, DowDuPont (сейчас переименована в Corteva Agriscience) и Cibus – держатся в тени, пока идут дискуссии о политике генных драйвов, потому что так им посоветовали действовать учёные и специалисты по связям с общественностью.

Некоторые защитники генных драйвов доказывают, что ГДО могут быть совместимы с агроэкологическими подходами, например органическим фермерством. Но не будем заблуждаться: ферма с генными драйвами станет символом индустриального подхода к сельскому хозяйству, который не прошёл тест на устойчивость. Именно поэтому от него всё чаще отказываются в пользу агроэкологической модели, основанной на принципе «продовольственного суверенитета». Такая модель, одобренная, кстати, Советом ООН по правам человека, призывает фермеров делиться между собой имеющимися знаниями и семенами, а также защищать местные экосистемы.

В ноябре представители более 190 стран соберутся в Шарм-эль-Шейхе (Египет) на 14-е совещание Конференции сторон Конвенции о биологическом разнообразии (Конференция ООН по биоразнообразию). Там им предстоит рассмотреть вопрос, а не стоит ли нажать на тормоза в разработке генных драйвов, чтобы гарантировать проведение полноценных консультаций с фермерами и местным населением до того, как эти технологии начнут применяться в их поселениях. Можно лишь надеяться, что международное сообщество выполнит свою обязанность защищать продовольственную безопасность, а также права фермеров во всём мире.