Несмотря на развитость экономики, безопасность и высокий образовательный стандарт, молодёжь в Японии с неуверенностью смотрит в будущее.

Фонд Nippon Foundation в девяти странах провёл исследование мнений 9000 людей в возрасте 18 лет. В Японии на вопрос «Станет ли страна в будущем лучше?» утвердительно ответило менее 10% опрошенных, а на вопрос «Можете ли вы своими силами изменить страну и общество к лучшему?» – менее 20%. Оказывается, в стране с третьей экономикой в мире молодёжь не питает особых надежд и не слишком стремиться менять общество.

Это общая тенденция для развитых стран – в таких странах G7, как США, Великобритания и Германия, на первый вопрос утвердительно отвечало не слишком много людей, но и на их фоне Япония выделяется малым количеством таких ответов. С другой стороны, в Китае 96,2% опрошенных считают, что их страну ждёт лучшее будущее, а ухудшения ожидает лишь 0,1% респондентов.

В Японии меньше всего людей (46,4%) ответили, что они хотят решить какую-то общественную проблему. Таким образом, хотя молодые люди и не думают, что страна изменится к лучшему, но не считают нужным решать какие-то проблемы – это то ли проявление бессилия, то ли подтверждение того, что у них всё есть…

Менее 20% молодёжи считает, что своими силами могут изменить страну и общество, это тоже наименьший показатель. В следующей выше в рейтинге Южной Корее так ответило менее половины респондентов. Также очень немногие активно обсуждают с окружающими общественные проблемы.

По каким-то причинам менее 30% молодых японцев считают себя взрослыми, и менее половины воспринимают себя как ответственных членов общества.

Несмотря на неразвитую общественную сознательность, можно идти в будущее, имея мечту, которую хочется воплотить в жизнь. Однако и здесь Япония оказывается на последнем месте, в то время как в других странах количество таких людей не менее 80%.

В нашу эпоху многие люди доживают до 100 лет – очень долгое время для жизни без надежды и мечты. Возможно, о причинах такого состояния молодёжи стоит спрашивать не у них, а у японского общества.

В Туркменистане растут протестные настроения

Туркменский политолог: С детства нам навязали пассивность и осознание непоколебимости власти

Интервью с редактором сайта «Хроника Туркменистана» Русланом Тухбатуллиным.

- Руслан, многие эксперты сообщают, что в Туркменистане сейчас очень сложная экономическая ситуация чуть ли не с гиперинфляцией, расширяющимся социальным кризисом. С начала этого года в Туркменистане отменили бесплатный пакет по воде, электроэнергии и газу. Народ не ропщет, не протестует в открытую, может ли все это привести к массовым волнениям, или общество не готово к этому?

- Сначала хотел отметить - в связи с тем, что Туркменистан крайне закрытая страна, власти которой сурово наказывают тех, кто общается с независимыми изданиями, у меня нет источников в высших структурах власти. И эти мои ответы являются моими соображениями, основывающимся на наблюдениях и некоторых косвенных признаках, а не на инсайдах.

Экономическая ситуация действительно тяжелая, но я бы все-таки не стал применять термин гиперинфляция. С 2016 года, когда был постепенно введен запрет на конвертацию валюты по госкурсу и появился «черный рынок», цена доллара подскочила с 3,5 до 19 манатов. В 2018 году она поднималась до 30 манатов. Т.е. рост 540% за три-четыре года серьезный, но это еще пока не гиперинфляция.

Что касается протестов. Недовольство населения, разумеется, растет. Например, если ранее в немногочисленных политических дискуссиях в социальных сетях часто встречались защитники власти, то сейчас таких нет. Между собой жители страны чаще и более открыто обсуждают проблемы и высказывают недовольство властью, однако отчетливых баррикадных настроений я не вижу. Люди просто молча бегут из страны либо на заработки, либо меняют место жительства уже насовсем.

- В Туркменистане утвердился и развивается тоталитарный режим. Однако в ряде публикаций отмечалось, что туркменское общество в большинстве своем не разделяет идеологические постулаты пропаганды действующей власти. Тогда за счет чего держится этот режим, только лишь за счет террора, страха и поддержки клана Бердымухамедова?

- Да, за счет того, что вы перечислили и разделенности общества по племенам. Нет единства, нет общности и нет предыдущего опыта, не то что революционного, а просто демократического опыта, опыта каких-то политических демонстраций и волеизъявления. С детсадов и школы навязанная пассивность и осознание непоколебимости власти.

Недавно Г. Бердымухамедов сказал, что Россия является стратегическим партнером Туркменистана. Чем, на Ваш взгляд, обусловлено это его заявление, стремлением опереться на российскую военную помощь в случае необходимости на фоне социально-экономического кризиса, угроз из Афганистана? Ведь экспорт туркменского газа в Россию пока далек от тех объемов, что поставляются в Китай.

Я бы не стал придавать этим заявлениям большого значения. Объявив РФ стратегическим партнером, Бердымухамедов тут же «особо выделил открытые и плодотворные политические связи между Туркменистаном и США». Россия снова стала интересна Туркменистану после того, как возобновились закупки Газпромом туркменского газа, хотя и небольшого объема. Кроме того, очень важным для Туркменистана является проект газопровода через Каспий. Этим летом была, наконец, подписана Конвенция по правовому статусу Каспия, которая дает юридическое обоснование для начала прокладки трубопровода. Проблема здесь в том, что все пять прикаспийских стран должны утвердить проект, убедившись в его экологической безопасности. На мой взгляд, это не более, чем инструмент для торга. Разрешение в обмен на… стратегическое партнерство?

- Существовали мнения, что Ашхабад был не против сближения с Западом. Насколько соответствуют реальности эти слухи, что Бердымухамедов, в частности, рассчитывал на поддержку Западом газопровода ТАПИ, поставок туркменского газа в Европу?

- Смотря, о каком сближении идет речь. Да, Туркменистан пытается сотрудничать и с ЕС в контексте транскаспийского газопровода, и с США, которым интересен газопровод ТАПИ. Проблема в том, что для более тесного сотрудничества с Европой Туркменистану необходимо пойти на какие-то уступки и послабления в сфере прав человека, а к этому власти не готовы. Они принимают новые, вполне демократические законы и пытаются создавать видимость реформ, но в реальности ничего не меняется. Сотрудничество заканчивается там, где начинаются какие-то требования ослабить режим.

- Туркменский правящий режим фактически изолировал страну от международного сообщества, вашим людям очень сложно выезжать из страны даже на заработки и учебу. Как в этих условиях реализуется ваша внешняя политика, на каких союзников она опирается?

Как и прежде, Туркменистан активно ведет политику нейтралитета, хотя, если говорить о гражданах страны, более уместно использовать термин изоляционизм, ограничивая людям возможности выехать и пытаясь контролировать тех, кто все же уехал на заработки. Что касается отношений с другими странами, то у Туркменистана нет постоянных стратегических союзников. Визиты высших лиц в другие страны или различные мероприятия и выставки проводятся в Туркменистане только с целью привлечь инвестиции.

- В Туркменистане сейчас готовятся изменить конституцию, создав двухпалатный парламент. Можно ли считать, что тем самым Бердымухамедов готовит транзит своей власти, когда он сам, после отставки, будет возглавлять верхнюю палату парламента и быть наставником своего сына Сердара?

- Предложение реформировать парламент было совершенно неожиданным. У меня и у тех экспертов, с которыми я говорил, до сих пор нет четкого представления, для чего это нужно. Официальных объяснений, помимо дежурных фраз, что это будет способствовать принятию более качественных законов, так и не последовало. Многие предполагают, что таким образом Бердымухамедов готовит себе место в новом парламенте с расширенными полномочиями, когда его сын Сердар займет кресло главы государства. Также есть мнения, что под эти реформы призваны завуалировать какие-то другие изменения в Конституции, например, снизить возрастную планку (на данный момент 40 лет) для того, чтобы Сердар (39 лет) смог выдвинуться на пост президента пораньше. 

Подготовил политолог Талгат Мамырайымов

Китай откажется от использования иностранных технологий в государственных учреждениях

Согласно данным Financial Times правительство Китая обязало все правительственные и государственные учреждения к 2023 г. заменить оборудование и программное обеспечение, поставленное из-за рубежа. Правительство намерено постепенно отказаться от использования иностранных технологий в рамках политики 3-5-2: 30% оборудования будет заменено в 2020 г., 50% - к 2021 г. и 20% - к 2022 г.

Шаги китайского правительства по закрытию иностранных технологических компаний вряд ли существенно повлияют на положение дел той или иной международной технологической компании. Предполагается, что в течение следующих 3 лет правительство Китая заменит от 20 млн до 30 млн единиц оборудования и сопутствующих операционных систем.

Это может повлиять на продажи таких компаний, как HP, Dell и Microsoft. Однако эти компании, скорее всего, готовились лишиться контрактов, которые они могут заключить с государственным сектором Китая, учитывая аналогичные действия правительства в последние годы.

Переход на использование технологий исключительно отечественного производства — это часть более широкого стремления китайского правительства по исключению иностранных технологий из ключевых сегментов правительства с 2014 г. Однако эти шаги не должны вызывать удивления, учитывая рост напряженности в отношениях между США и Китаем на фоне продолжающейся торговой войны. Недавно она привела к тому, что США запретили китайскому технологическому гиганту Huawei продавать оборудование правительственным агентствам США и подрядчикам.

Иностранные технологические компании столкнутся с реальным риском, если запрет Китая на иностранные технологии затронет частный сектор. Решение опираться исключительно на отечественные технологии может коснуться частного сектора, особенно те компании, которые сотрудничают с китайским правительством, поскольку они надеются защитить свой бизнес во времена геополитической неопределенности.

Все знают, как эти процессы протекали в США, поскольку телекоммуникационные компании выбрали новых поставщиков сетевого оборудования во избежание будущих проблем регулирования. И с учетом того, что правительство Китая уже продвигает те повестки дня, в результате которых иностранные компании теряют свою долю на местном рынке - Китай намерен производить 40% полупроводников к 2020 г. и 70% к 2025 г. - иностранным компаниям нужно реализовать политику, которая поможет будет им удержаться на этом прибыльном рынке. Ожидается, что в 2019 г. китайские компании потратят 1,7 трлн юаней ($256,6 млрд) на технологии, а в 2020 г. - 1,8 трлн юаней ($272,8 млрд).

Неясно, стоит ли ожидать дальнейшее расширение запрета или нет, есть стратегии, которые иностранные технологические компании могут применять уже сейчас, чтобы потенциально защитить свои деловые интересы. Для обучения партнеров и устранения проблем иностранные фирмы могут создавать местные технологические центры, в которых регулирующие органы и корпоративные партнеры смогут получать информацию об исходных кодах и технологиях. Эта стратегия уже используется китайской высокотехнологичной компанией ZTE, которая сталкивается с более жесткими правилами на фоне опасений по поводу кибербезопасности в Европе и США. Фирмы могут обратиться за лицензированием своей технологии к китайской фирме, чтобы гарантированно получать доход от огромного рынка. Это тактика, которую применяла китайская технологическая компания Huawei после ее запрета в США. Huawei поддерживает контакты с западными фирмами, включая американских производителей, чтобы лицензировать свою сетевую технологию 5G.